Русско-японская война, 1904-1905
Шрифт:
Мне показывали японские войска смотровым порядком (гвардейскую дивизию, два полка 1-й дивизии, много батарей и два полка конницы). Все это было подтянуто, отлично маршировало, солдаты выглядели, как наши юнкера. Тактическое учение прошло шаблонно. Бросался в глаза слабый конский состав артиллерии. Офицеры и начальствующие лица в японской армии, которых я видел и с которыми познакомился, производили очень хорошее впечатление. Даже короткое знакомство не оставляло сомнения, что многие из них по образованию и знанию военного дела в любой армии заняли бы почетное место. Кроме японского военного министра генерала Тераучи, с которым я был дружески знаком еще с 1886 г., когда мы оба находились во Франции на больших маневрах в 17-м корпусе генерала Леваля, я познакомился с генералами Ямагата, Ояма, Кодама, Фукишима, Нодзу, Хасегава, Мурата,
Несмотря на тяжелую войну, положившую между нациями, казалось бы, созданными для союза и дружбы, преграду, я до сих пор храню чувства симпатии к своим знакомым в Токио. В особенности с уважением вспоминаю, какой горячей любовью к родине и преданностью к императору они все были проникнуты. Эти чувства они доказывали и на деле.
Я познакомился также со многими государственными деятелями на других поприщах, в том числе с Ито, Коцура, Комура и др.
В представленном мною по поездке в Японию отчете я поставил японскую вооруженную силу по достоинству наравне с европейской. При обороне я признавал, что наш батальон может противиться двум японским батальонам, [193] но при наступлении указал, что нам понадобятся двойные против японцев силы. Опыт войны подтвердил, что мое заключение было правильное. Были, конечно, и печальные случаи, когда японцы меньшим числом батальонов сбивали наши войска с занимаемых ими позиций, но это происходило от ошибок в командовании или от крайней слабости боевого состава наших батальонов. Некоторые бригады в последние дни боев под Мукденом имели состав штыков несколько более тысячи человек. Очевидно, что для успешного боя с бригадой такой силы японцы могли выставить два, три батальона.
Японцы — прирожденные моряки и рыбаки, смелые и опытные. Они любят море, знают его и дают отличный контингент для военного флота.
Все, касающееся Японии, ее вооруженных сил и ее задач на Дальнем Востоке, все, что мне пришлось видеть и изучать, приводило меня к заключению о необходимости прийти к мирному соглашению с нею и сделать даже большие и, на первый взгляд, обидные уступки национальному нашему самолюбию, лишь бы избежать войны с нею. Из главы V настоящего тома видно, что я не останавливался даже перед предложением возвратить обратно Китаю Квантун с Порт-Артуром и продать южную ветвь Восточно-Китайской железной дороги. Я предвидел, что война с Японией будет крайне непопулярна, предвидел, что не будет патриотического подъема духа ввиду неясности для народа целей, из-за которых война велась, указал, что противоправительственная партия воспользуется этой войной, чтобы увеличить смуту внутри России. Но я не оценил в полной мере возможности найти в нашем противнике такую энергию действий, высокий патриотизм, храбрость, какие проявили японцы. Поэтому я ошибся и в определении времени, которое находил необходимым для борьбы с Японией; не 1,5 года, как я предполагал, а надо было рассчитывать, ввиду нашей железнодорожной неготовности, двойной срок для борьбы на суше. Мы дали в общем менее, чем ожидал весь мир, а японцы дали более, чем даже ожидали они сами. [194]
Майор Иммануэль дает следующую характеристику японской армии: «Начав войну, Япония обладала армией, организованной и обученной по немецкому образцу, тщательно приноровленной к национальным особенностям. Вооруженная и подготовленная наилучшим образом, армия эта имела во главе безукоризненно подготовленный корпус офицеров, достойный уважения. Флот составляет жизненную потребность страны, каждый японец — прирожденный моряк, и благодаря уму, практике он прекрасно справлялся с новейшими судами. Народ, усвоивший современный прогресс и сочетавший его с национальными особенностями, выставил армию, не имевшую нервов, но понявшую особенности современного боя. Японский солдат соединил в себе порыв, презрение к смерти и стремление атаковать с вдумчивостью и любознательностью». (Русско-японская война, вып. 4, с. 108, 109).
Талантливый писатель и наблюдатель майор прусской службы Бронсар фон Шеллендорф, очевидец войны, в изданной им книге «Шесть месяцев при японской действующей армии» в своем отзыве о японской армии указывает, «что дисциплина и нервы японцев железные» (Разведчик, 1906, № 808).
Английский генерал Гамильтон, состоявший при японской армии во время войны, в изданном им труде «Записная книжка штабного офицера во время Русско-японской войны» пришел к заключению, что батальон японской армии превосходит по своим качествам
Но за сильными сторонами японцы обнаружили и слабые, которые могут повториться в будущих войнах. Перечислять их не буду. Укажу только, что во многих случаях участь боя колебалась, и было близко поражение японцев. В других случаях мы избежали серьезного поражения благодаря [195] ошибкам командования японскими войсками. Говорят, победителя не судят. Прибавлю, что победителю поклоняются. Такой результат получился и по отношению к японцам. Общий тон отзывов о них всей печати приподнят в их пользу. Поистине, от похвал может закружиться даже прочная, практически поставленная голова японца. Дальше всех, однако, в этом направлении пошел граф Лев Толстой. В печатаемых им в заграничной прессе статьях (в «Fortnightly Review») наш маститый писатель и философ пришел к выводу, что японцы одерживали над нами победы потому, что в настоящее время благодаря военному патриотизму и мощной верховной власти японцы — самый могущественный народ в мире, непобедимый ни для кого ни на суше, ни на море.
Из изложенного видно, что мы перед войной недостаточно оценивали материальные и особенно духовные силы Японии.
Из других причин успеха действий японцев в войне с нами перечислим следующие.
Главную роль в войне с Японией должен был играть наш флот. В Главном морском штабе, как и главном штабе сухопутного ведомства, велся подробный учет всем судам японского флота, но наши руководители морским делом на Дальнем Востоке вели счет на тонны, число орудий, их калибр, и, получив удовлетворительный арифметический итог при сравнении нашей восточно-океанской эскадры со всем японским флотом признали в 1903 г. возможным, как указано в главе 1-й третьего тома моего отчета, принять в основание нашего плана действий против японцев положение, что «при настоящем соотношении сил нашего и японского флотов возможность поражения нашего флота японским не допускается» и «что высадка японцев в Инкоу и Корейском заливе немыслима».
Расчет потребных для войны с Японией сухопутных сил зависел от трех данных: а) от силы японской армии, которая могла быть двинута в Маньчжурию и в наши пределы, б) от силы нашего флота и в) от силы железной [196] дороги, по которой должно было происходить сосредоточение наших войск.
Если бы наш флот одержал успех над японским, то и военные действия на материке стали излишни. Но даже без победы над японским флотом, пока японцы не приобрели полного господства на море, они вынуждены были оставлять значительные силы бы для охраны своих побережий и, главное, не могли рискнуть производить высадки на Ляодунском полуострове; вынужденные двигаться через Корею, они давали бы нам время сосредоточиться.
Нечаянным ночным нападением на наш флот в Порт-Артуре ранее объявления войны Япония получила временно перевес в броненосном флоте и широко воспользовалась этим перевесом, получив господство на море. Наш флот, особенно после гибели адмирала Макарова, в самый важный период борьбы сосредоточения японских войск не оказал никакого сопротивления японцам. При высадках их вблизи Порт-Артура мы не делали даже попыток помешать этим операциям. Последствия такого положения получились весьма тягостные для сухопутной армии.
Вместо предположенной Морским ведомством невозможности для японцев высадки в Корейском заливе японцы получили возможность угрожать нам высадкой на всем побережье Ляодунского полуострова, начиная с Квантуна. При слабых сухопутных силах адмирал Алексеев признал необходимым допустить большую разброску их. Мы готовились встретить японцев и на р. Ялу, и у Инкоу, и на Квантуне, он же допустил и разброску морских сил. В результате мы всюду оказались слабыми.
Вместо высадки только в Корее, как то было предположено по разработанному в Порт-Артуре плану, японцы, располагая огромным транспортным флотом, высадили три армии на Ляодунском полуострове и лишь одну в Корее и, оставив одну армию против Порт-Артура, начали наступление тремя армиями против нашей Маньчжурской армии, медленно сосредоточивавшейся в Южной Маньчжурии, в районе Хайчень-Ляоян. Этим японцы, [197] получившие уже инициативу действий на море, приобрели таковую и на суше.