Русско-японская война, 1904-1905
Шрифт:
С течением времени этот недостаток уменьшился, но все же давал себя чувствовать и в мукденской операции, и после нее. Состав офицеров, хотя и лишенный должного [382] военного одушевления, был хороший, в особенности в отношении офицеров действительной службы. Лучшим доказательством самоотверженной работы офицерского состава служит количество потерь, понесенных армией за отчетный период, с ноября 1904 г. по сентябрь 1905 г., из которого видно, что процент убитых и раненых офицеров значительно превышает процент потерь в нижних чинах{56}.
Нельзя
Офицеры эти значительно отставали в тактической подготовке от офицеров действительной службы и не всегда с достаточным желанием несли свои обязанности с тем рвением, какое необходимо в боевых условиях.
Многие прапорщики запаса оказались неудовлетворительно подготовленными. Получив это звание лишь для того, чтобы в случае мобилизации не быть нижним чином, ничего не имея общего с военной службой, часто не [383] симпатизируя ей и не обладая мало-мальски сносной подготовкой, прапорщики запаса во многих случаях не пользовались авторитетом среди подчиненных нижних чинов.
Что касается до прапорщиков и зауряд-прапорщиков, произведенных за боевые отличия из нижних чинов, то они оказались элементом прекрасным во всех отношениях. Выделившись из среды солдат и дорожа своим положением, с одной стороны, они имели среди нижних чинов достаточный авторитет, с другой стороны, они уживались и с офицерской средой, будучи прекрасными старательными помощниками ротных командиров.
Насколько зауряд-прапорщики относились самоотверженно к делу, свидетельствует то, что из 600 зауряд-прапорщиков, числившихся в армии, в феврале только за Мукденские бои были убиты и ранены 192 человека, т. е. свыше 28 %.
Нравственный уровень офицерской среды был вполне удовлетворителен. За весь отчетный период удалено из района армии за неодобрительные проступки всего 19 офицеров.
При оценке деятельности Генерального штаба высшими строевыми начальниками, большинством высказывалось мнение, что теоретическая подготовка, умственные способности и самоотверженная служба офицеров Генерального штаба стоят высоко.
Вместе с тем столь же единодушно высказывалось, что офицеры Генерального штаба недостаточно слиты с войсками и не обладают в достаточной мере практическими знаниями, дабы правильно судить, что от войск можно требовать и в какой мере исполнимо то или другое приказание при данной обстановке, что нужно предпринять для избежания невольных неправильностей при передаче и исполнении приказаний и т. п. Как на средство для достижения практической подготовки офицеров Генерального штаба, строевые начальники указывали на прохождение службы преимущественно в войсках и при этом во всех родах оружия, и лишь отчасти в штабах. [384]
Действительно, надо искоренить из войск взгляд на офицера Генерального штаба как, главным образом, на канцелярского работника. Надо снять с них обременившую их тяжесть письменных работ.
Как во всякой корпорации, так и в среде офицеров Генерального штаба есть и более способные к полевой службе, и такие, которые
В общем, состав офицеров Генерального штаба 1-й армии надо признать вполне выполнившим то, что от него требовалось.
За отчетный период потери офицеров генерального штаба убитыми и ранеными определились цифрой в 12% по отношению к среднему списочному числу.
Если же принять во внимание те потери, которые понесли корпуса в лице офицеров Генерального штаба до сформирования 1-й армии, то процент возрастет до 25,7.
Офицеров Генерального штаба, эвакуированных в Россию по болезни, в 1-й армии было за весь отчетный период всего 4. Большинство раненых возвращалось в строй.
Относительно старшего командного состава ныне признаю необходимым прибавить следующее:
Многие из генералов, командовавших с большим успехом отдельными частями в мирное время, в военное время, в голове более крупных частей, оказались несоответствующими. Должной практики в мирное время по строевому командованию дивизиями и корпусами, очевидно, не было. Многие из этих начальников отстали от современных боевых требований. Характерной чертой большинства из них было не брать на свою ответственность сколько-нибудь энергичные решения.
В армию в голове крупных частей прибывали лица, заведомо несоответствующие или по болезненному состоянию, или по другим серьезным причинам. В трех армейских корпусах, составленных из старых полков, прибывших ранее других на театр военных действий, после первых боев удалились сами или были удалены один [385] командир корпуса, четыре начальника дивизий и несколько командиров бригад.
В числе причин, неизбежно затруднявших для нас ход военных действий, надлежит отметить частую мену главнокомандующих: в течение 19 месяцев военных действий сменилось три главнокомандующих.
С началом военных действий до середины октября, в течение 8,5 месяца, главнокомандование находилось в руках адмирала Алексеева. С середины октября по первые числа марта — в моих (всего в течение 4,5 месяца). С начала марта до конца военных действий, в течение 6 месяцев, — в руках генерала Линевича.
То соображение, что из 19 месяцев военных действий я был хозяином только 4,5 месяца, и то не в начале или в конце, а лишь в середине периода военных действий, не было принято в расчет, когда в прошлом году, точно по установленному сигналу, появились брошюры, статьи, газетные заметки, имевшие целью доказать, что я должен быть признан главным виновником наших неудач на войне как главнокомандующий и как военный министр.
По этому вопросу в письме к государю императору от 8 февраля 1906 г. из г. Шуанченпу мною изложено следующее:
«Мне известно, какие тяжкие обвинения появились в периодической печати на меня. Среди них есть и такие, на которые отвечать унизительно.
Но я был бы счастлив принять всю ответственность на себя и признать, что я один виновен в постигших Россию военных неудачах. Но это было бы неверно исторически и вредно для дела, ибо могло уменьшить в нашей, несмотря на неудачи, великой армии сознание важности всестороннего исследования всех причин наших частных неудач, дабы избежать их в будущем.