Русское монашество
Шрифт:
Епифаний родился, вероятно, в городе Пинске, в Западной Руси, в состоятельной семье. Он учился в Киевской братской школе еще до 1631 г., то есть до реформирования этой школы митрополитом Петром Могилой, когда там еще преобладало греко–славянское направление. В ту пору получил он свое образование и приобрел немалые филологические познания в греческом и славянских языках. 10 или 12 лет Епифаний провел в каких–то западных польских школах, что дало ему возможность основательно изучить польский и латинский языки. В начале 40–х гг. он принял постриг в Киево–Печерском монастыре, а в 1642 г. уже был преподавателем в той Братской школе, где прежде сам учился. Преподавал он там до 1649 г. В эту пору Епифаний выделялся усердием, с которым он предавался научным занятиям. Но не только поэтому на него обратили внимание в Москве. Из написанного впоследствии сочинения его ученика, инока Евфимия, «О мудрейшем иеромонахе Епифании Славинецком» видно, что Епифаний принадлежал к той малой группе киевских ученых мужей, которые держались в стороне от польско–католических влияний, оставались строго православными и хранили верность учению греко–православной Церкви [879] . Именно поэтому к нему относились в Москве с доверием и признанием, не исключено, что его мнение о необходимости исправления богослужебных книг укрепило решимость Никона провести реформу, об этом тоже можно прочитать в сочинении Евфимия «О мудрейшем иеромонахе Епифании». Почти 30 лет — Епифаний умер в 1675 г. — занимался он в Москве исправлением книг и переводами
879
См. сочинение Евфимия о Епифании, в: Евгений. Словарь о писателях духовного чина. 1. С. 178–183; и в: Остен (1865). С. 70; Шляпкин. Ук. соч. С. 149; Эйнгорн. Ук. соч. С. 1113. О Епифании см.: Певницкий В. Епифаний Славинецкий, один из главных деятелей русской духовной литературы в XVII в., в: ТКДА. 1861. 2–3; Ротарь И. Епифаний Славинецкий, литературный деятель XVII в., в: Киев. ст. 1900. 10–12.
880
Эйнгорн. Ук. соч., в: Чтения. 1899. 2. С. 1013–1026; Ротарь. Ук. соч. 11. С. 199 и след.
2. Монах Евфимий и Патриарх Иоаким как представители московского консерватизма
Было бы несправедливо утверждать, что в ту пору в Москве жили одни только темные люди. Одновременно с известным церковным консерватизмом и религиозным ригоризмом существовало и большое стремление к образованию, к знаниям. В то время как одни обращались лицом к Западу, другие хотели черпать познания из старого источника, из греко–православного мира. Вокруг Епифания, подвизавшегося в Чудовом монастыре, собралась группа людей, тяготевших к греческой культуре, — трудно сказать, была ли это настоящая школа [881] , — и, постоянно общаясь с Епифанием, помогая ему переписывать книги, читая различные сочинения, они могли расширить свой кругозор.
881
Ротарь. Ук. соч. 12. С. 383.
Замечательной фигурой в окружении Епифания был монах Евфимий, который впоследствии помогал патриарху Иоакиму в его борьбе против «хлебопоклонной ереси». Евфимий († 1705) был простым монахом Чудова монастыря, но, возможно, не только случай свел его с Епифанием, который спасался и работал в том же монастыре. Евфимий был от природы одаренным и весьма любознательным человеком; он очень хорошо выучил греческий язык и стал главным помощником Епифания; потом он еще более усовершенствовал свои богословские познания и выступил уже как переводчик и церковный писатель [882] . Его противник в богословском споре и приверженец «латинской партии» иеромонах Сильвестр Медведев называл его в своем «Покаянном исповедании» «правды ревнителем, и Церкве поборником, и веры защитником» [883] , и хотя сказано это было не без известного лукавства и расчета, однако жизнь и деятельность Евфимия свидетельствуют о том, что он отличался убежденностью, особой прямотой в выражении своей точки зрения и граничащей с враждой неприязнью ко всем неправославным влияниям. Когда в 80–е гг. в московском обществе разгорелся ожесточенный спор о преложении Святых Даров, Евфимий стал одним из главных его участников и самым ревностным помощником малообразованного патриарха Иоакима, и, может быть, он–то и был подлинным инициатором крутых и ригористичных мер Иоакима против «хлебопоклонной ереси». Евфимий и Иоаким были последними могиканами московского консерватизма, последними поборниками идеи «Москва — третий Рим».
882
Среди прочего Евфимий перевел несколько сочинений Дионисия Александрийского, несколько огласительных слов св. Кирилла Иерусалимского и сам написал несколько сочинений нравственно–назидательного содержания. Филарет. Обзор. 2–е изд. 1. С. 259–261; Браиловский С. Слово чудовского инока Евфимия о милости, в: ПДП. 100 (1894); Описание. 2. 3. Вступление. С. 424, 447, 461, 501 и др.
883
Описание. 2. 3. С. 501; Остен (1865). С. 93; Шляпкин. Ук. соч. С. 231.
Ни в одной другой фигуре умирающий московский консерватизм не воплотился с такой силой и остротой, как в фигуре патриарха Иоакима (1674–1690). Родился он в 1620 г. в не особенно богатой служилой семье Савеловых, был вначале на военной службе в Южной Руси, недалеко от Киева. После смерти жены и детей он решил принять иноческий постриг и в 1655 г. вступил в киевский Межигорский монастырь. Неизвестно, каким образом он познакомился с патриархом Никоном, возможно, во время пребывания по каким–либо делам в Москве, известно только, что Никон назначил его в 1657 г. строителем основанного им Иверского монастыря. Современник и враг Иоакима, диакон Феодор, вначале один из «хлебопоклонников», а потом ревностный приверженец раскола, утверждал с ядовитой иронией, что Иоаким прежде не владел грамотой и лишь в Иверском монастыре начал учиться, а раньше он не умел ни читать, ни писать, ничего церковного не знал и службу совсем не понимал (возможно, Феодор хочет сказать, что Иоаким был вообще не религиозен по натуре. — И. С.), он был служилым ратником, который жил в глухих деревнях и гонял зайцев (!), а в церковь заходил редко, лишь по большим праздникам [884] . Даже если Феодор и преувеличивает, все–таки нужно признать, что и для своего времени Иоаким был необразованным человеком, однако он имел практический ум и здравый смысл, что вместе с литературным дарованием Евфимия, который служил у него чем–то вроде личного секретаря, давало ему возможность участвовать в богословском споре. Этому здравому смыслу, а по словам Феодора хитрости, Иоаким, возможно, обязан своим быстрым восхождением на вершину церковной власти.
884
Материалы для истории раскола. Изд. Н. Субботина. 6 (1879). С. 227. Шляпкин. Ук. соч. С. 140–141. Ср. необоснованные утверждения об образованности Иоакима в: Любимов С. Борьба между представителями, в: ЖМНП. 1875. 180. С. 127; а также в работе: Н. А. А. Московские патриархи. Патриарх Иоаким, в: Чтения. 1847/48. С. 123–136.
Благодаря поддержке боярина Ф. Ртищева, который сам был большим приверженцем западного образования, — это говорит о том, что Иоаким умел находить себе друзей и покровителей и в неединомысленных с ним кругах, — он получил место настоятеля московского Андреевского монастыря, потом келаря в особенно близком царской семье Новоспасском монастыре, а в 1664 г. Иоаким уже был архимандритом московского Чудова монастыря. Он приобрел особое благоволение царя Алексея своим «обрядолюбием» и обходительностью, как язвительно замечает все тот же диакон Феодор. В 1673 г., когда Иоаким, вероятно не без вмешательства царя, был назначен Новгородским митрополитом, он встал уже в первый ряд церковной иерархии. Иоаким показал себя там властным иерархом, со строгостью управляя своей епархией и уделяя главное внимание соблюдению церковных формальностей. Впрочем, некоторые из административных мероприятий Иоакима принесли пользу, например, его распоряжения относительно приходского духовенства и новый порядок взимания даней с духовенства, введенный им позже (в 1675 и 1687 гг.) для всей Русской Церкви. Он много заботился о материальном обеспечении приходского духовенства, раздавая земли приходам, при
885
АИ. 4. № 175, 259, 228, 204, 253; 5. № 135, 167, 156, 183, 186; особенно 4. № 204 и 5. № 75.
Своей карьерой Иоаким обязан, собственно говоря, патриарху Никону, но его отношение к бывшему патриарху в пору пребывания того в последнем месте своего изгнания, в Кирилловом монастыре (что было делом рук Иоакима), по–человечески характеризует его с дурной стороны. Все попытки и даже просьбы царя Федора облегчить участь Никона были отклонены своевольным и самолюбивым Иоакимом. В то же время Иоаким был ревностным приверженцем реформ Никона и гонителем своих идеологических противников. С жестокостью, религиозным фанатизмом и непримиримостью преследовал он раскольников. Но и все те явления московской жизни, в которых проступали западные влияния, встречали решительное сопротивление и осуждение Иоакима. «Иностранцы», «латиняне» для него всегда были еретиками, он отказывался принимать иностранных послов, сидеть или есть вместе с ними за царским столом, он не разрешал иностранцам присутствовать на совершаемых им богослужениях. Читая его завещание, мы видим перед собой образ религиозного фанатика и формалиста, и это в те времена, когда культурный и религиозный формализм в Москве уже угасал. Хотя такие характеры, как Иоаким, не были типичны для последней четверти XVII в., все же их существование доказывает, что московский религиозный консерватизм и формализм уступал место новым людям и новым воззрениям не без борьбы [886] .
886
Житие и завещание патриарха Иоакима. Изд. Н. Барсукова, в: ОЛДП. 62 (1879). Шляпкин. Ук. соч. С. 139–144; Белов. Ук. соч. в: ЖМНП. 1887. 1; Сменцовский. Братья Лихуды (1899).
3. Симеон Полоцкий и Сильвестр Медведев как носители западных влияний
Проникновению в московскую жизнь западных влияний способствовало не только их содержание, но в гораздо большей степени деятельность их сторонников, которая была весьма успешной. Иеромонах Сильвестр Медведев стоял в центре «западной», или «латинской», партии; его богословское образование, да и весь процесс его духовного становления были обусловлены постоянным личным общением с такими людьми, с помощью которых он мог научиться западному стилю мышления и овладеть западной образованностью, убедившись в их преимуществах.
Таким был, например, знаменитый Симеон Полоцкий, оказавший многообразное влияние на культурную жизнь Москвы, чья деятельность вводит нас уже в предысторию богословского спора о преложении Святых Даров. Симеон Петровский–Ситнианович, родившийся в 1629 г. в Полоцкой земле в Белоруссии и потому в истории литературы именуемый обычно Симеоном Полоцким, был главным поборником западного просвещения в Москве, с тех пор как поселился там в 1663 г. По сравнению с его современником и идеологическим противником Епифанием Славинецким, это был совсем другой человек; школа, которую он прошел, тоже решительно отличается от той, которую проходил Епифаний. В 40–е гг. он учился в Киевской коллегии, когда преподавателем (до 1650 г.) и префектом (1650–1655) там был известный южнорусский проповедник и ученый Лазарь Баранович (1620–1693), который впоследствии, уже архиепископом Черниговским (1657–1692), играл немаловажную роль в церковной жизни Киевской митрополии [887] . Его имя должно быть упомянуто здесь потому, что в позднейшей переписке с патриархом Иоакимом о преложении Святых Даров Лазарь Баранович поддерживал римо–католическую доктрину, и можно предположить, что богословские воззрения Симеона сложились в пору его учения в Киевской коллегии. В ту пору в коллегии процветала схоластическая система преподавания, она повлияла на духовный склад его личности и отразилась в его сочинениях. После окончания коллегии Симеон возвращается из Киева в Полоцк, принимает там иноческий постриг и становится преподавателем местной школы. При посещении города царем Алексеем Симеон Полоцкий удостоился чести лично обратиться к царю и преподнести ему специально написанное для этого случая приветственное стихотворение, тем самым он обратил на себя внимание царя. Так уже в Полоцке началась его будущая карьера.
887
В проповедях Барановича резко проявляются схоластические влияния. Особенно известны и распространены в XVII в. были два сборника сочинений Барановича: «Меч духовный» (Киев, 1666. 2–е изд. уже в 1686) и «Трубы словес проповедных» (Киев, 1674. 2–е изд. 1686). Хотя Баранович разделял римо–католическую доктрину о преложении Св. Даров, однако, как и многие южнорусские ученые богословы, он в своих полемических сочинениях отвергал Filioque. О Барановиче: ср. примеч. 865, а также: Эйнгорн. Ук. соч. и Макарий. 12. С. 535–540, 553.
В 1660 г. Симеону Полоцкому случилось побывать в Москве, и снова он не упустил возможности преподнести царю стихотворный панегирик и привлечь к себе его внимание. После захвата Полоцка польскими войсками (1661), в 1663 г. Симеон переселился в Москву. Благодаря рекомендательным письмам архиепископа Лазаря Барановича к Газскому митрополиту Паисию Лигариду, который в ту пору жил в Москве и пользовался особым благоволением царя Алексея, Симеон сумел завязать знакомства при царском дворе, при этом с большим искусством использовал свой поэтический талант. Одновременно началась его педагогическая деятельность в училище Заиконоспасского монастыря, где среди его учеников оказался и Сильвестр Медведев, в будущем иеромонах [888] . Чисто литературную деятельность Симеона мы затрагивать не будем, остановимся лишь на тех фактах московского периода его жизни, которые связаны с церковными событиями эпохи.
888
Майков. Очерки (1889). С. 8–17; Макарий. 12. С. 640; О Симеоне Полоцком: Попов В. Симеон Полоцкий как проповедник (1886); Татарский И. Симеон Полоцкий, его жизнь и деятельность (1886); а также старая работа: Певницкий. Симеон Полоцкий, в: Прав. об. 1860. 10. С. 193–232; 11. С. 327–356.
Симеон прибыл в Москву в тот момент, когда отношения между царем Алексеем и патриархом Никоном особенно обострились [889] и одновременно вспыхнула полемика с вождями раскола. Симеону поручено было подвергнуть взгляды расколоучителей основательной критике. Так появился первый его большой труд — «Жезл правления», который вначале считался официальным документом Собора 1666 г. против раскола. Симеон составил этот труд с немалой схоластической изощренностью и полемическим искусством, обнаружив великолепное знание церковной литературы, при этом он использовал даже цитаты из сочинений Максима Грека и Зиновия Отенского и из постановлений Стоглавого Собора, но в то же время его сочинение не свободно от некоторых ошибок, от искажения мнений и высказываний представителей противной партии, от грубого осуждения вождей раскола и даже от употребления множества бранных слов, что тоже свойственно было средневековому полемическому искусству [890] .
889
Макарий. 12. С. 443, 592.
890
Майков. Ук. соч. С. 27 и след.; Макарий. 12. С. 681. 1–е изд. вышло в 1667 г.