Рута
Шрифт:
Всего остального герцогиня добивалась так же без боя и тем же путем, поэтому герцог считал себя главой семьи, мужчиной с большой буквы, принимающим все решения исключительно самостоятельно.
— Доброе утро, дорогой! Ты выглядишь изумительно! Это жабо так хорошо подчеркивает благородство твоего лица и в то же время придает, хо-хо, несколько шаловливый вид. Ох, какой же ты у меня красивый! Просто чудо! — защебетала герцогиня, рассматривая мужа с головы до ног восхищенным взглядом, — Мне тоже надо привести себя в порядок, мы с Тиной с минуты на минуту ждем модисток. Ну, раз уж ты полностью готов, вот проверь по этому списку, пожалуйста,
Она исчезла так же стремительно, как и появилась. Герцог взглянул на огромный список, тяжело вздохнул, осознавая бремя свалившейся на него ответственности, и уже направился к выходу, как из под шкафа вылезла большая коричневая крыса, забралась на кровать и принялась чесать ухо.
— Здравствуй, Наира, — еще тяжелее вздохнул герцог, — разве ты не приглашена в качестве почетного гостя? Почему на тебе эта мерзкая крысиная шкура, вместо платья?
Крыса отряхнулась, подскочила и превратилась в светловолосую женщину лет тридцати в роскошном васильковом платье. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не узкий сильно вздернутый нос.
— Здравствуй, Дреас! Я тоже рада тебя видеть! Ты знаешь, зачем я тут и нечего прикидываться. Мне нужен твой ответ и прямо сейчас!
— Нет, нет и нет! Я не могу. Я боюсь и не представляю, куда мне его девать.
— Когда на тебя объявили охоту, он пришел тебе на помощь, сейчас объявили охоту на него, и пришла твоя очередь помогать. К тому же это не просьба, а мое желание. Ты тогда обещал выполнить любое мое желание, вот и выполняй!
— Ох, Наира! На него всегда шла охота, почему же именно сейчас, когда свадьба моей дочери на носу, ты просишь его спрятать?
— Раньше на него охотились лишь кметы с рогатинами, да рыцари со своими сабельками, а сейчас кто-то нанял Белую Прядь. Это очень опасно, для него, для меня, да и для тебя тоже, ведь если ему не помочь он может многое рассказать…
— Ладно, ладно! Убедила! — замахал руками герцог. — Но только после свадьбы!
— Нет, дорогой Дреас, прямо сейчас. Немедленно. Он уже ждет перед твоим замком.
Герцог подскочил к окну и увидел стоящую перед воротами глухую, черную карету. Он застонал, отвернулся от окна, но вместо женщины на постели опять сидела крыса.
— Встретимся в подземелье! — прошипела она, снова юркнув под шкаф.
В замке полным ходом шла подготовка к предстоящей свадьбе. Кругом сновали слуги, портные, цирюльники, прачки и прочие служащие, специально приглашенные для того, что бы хозяева и гости могли блистать на церемонии бракосочетания во всей красе. В большом торжественно украшенном зале, полном суеты и шума, в углу на лавке, поджав под себя одну ногу, сидел Лютик и настраивал свою лютню. За всю свою жизнь он видел уже не одну сотню подобных мероприятий, поэтому ни что не могло его отвлечь от его мыслей: ни крики слуг, ни звон бьющейся посуды, ни даже загоревшийся фартук повара. Тем более что голова его была занята самым важным на сегодняшний день делом — выбором репертуара.
И вот, в эту обычную в преддверии праздника, картину вошел совершенно не типичный персонаж. Мертвенно бледный герцог, облаченный в бордовый бархат и воздушное жабо, крался вдоль стены зала, озираясь и трясясь от страха. Хотя
Через час с небольшим, когда поэт, отвернувшись к стене, что-то тихо напевал себе под нос, герцог вышел из кухни в сопровождении светловолосой дамы в васильковом платье. Бледность и озабоченность еще больше покрывали его лицо. Он глазами указал даме на Лютика, после чего они вместе вышли в коридор.
— Какой же ты Дреас, паникер. Это просто поэт, пустозвон! И какое ему дело, куда и как шел хозяин замка? Если ты, конечно, не полз вдоль зала на брюхе?
— Нет, не полз, можешь себе представить, — гордо и зло ответил герцог, — но опасался. До сих пор не понимаю, как я дал себя втянуть в это дело?
— Так же, как и я семнадцать лет назад, когда связалась с тобой!
Комната была хорошо освещена, свет падал из огромного окна с раздвинутыми тяжелыми бархатными портьерами. Стены, обтянутые красным шелком, украшенным причудливыми вензелями, хранили множество портретов мужчин и женщин, пышно разодетых в одежды гербовых цветов. Все они равнодушно и безучастно взирали на нервно шагающую от стены к стене графиню Фристину. В свои сорок с небольшим она полностью утратила прежнюю красоту, и теперь ее лицо напоминало крысиную мордочку и всегда имело брезгливое выражение. Это полностью подтверждало теорию известной ученой Арбаты, о том, что к сорока годам каждый получает такое лицо, какое заслуживает.
Графиня была крайне раздражена и взволнована, она нервно теребила в руках кружевной платок и сопела не хуже загнанного лося.
— Я не понимаю Рута, как вы снова умудрились его упустить? — обратилась она к сидящей в высоком кресле молодой женщине, срывающимся визгливым голосом. — Уже столько времени вы охотитесь на него, и третий раз он от вас ускользает! Я начинаю сильно сомневаться в ваших способностях, дорогуша!
Сидящая в кресле женщина посмотрела на нее усталым взглядом больших, темно-карих глаз, обрамленных длинными черными загнутыми вверх ресницами, кончиками достающими до красиво изогнутых бровей. Ее густые волосы, заплетенные в тугую толстую косу, уложенную пучком на затылке, были цвета темного шоколада, и только небольшая свисающая растянутой спиралькой прядь с правой стороны, имела молочно белый цвет. Одетая в коричневую кожу расшитую, по последней моде, белыми узорами и высокие черные эльфьи сапоги с множеством застежек, она казалась очень тоненькой и хрупкой, но это было большое заблуждение.
Ни кто не знал, кто она такая и откуда появилась, сразу же после войны. На свете почти уже совсем не осталось ведьмаков, очень многие из них героически погибли в боях с империей. Всевозможные твари, начавшие, уже было совсем исчезать, во время войны расплодились, отъевшись трупами и легкой добычей, состоящей из потерявшихся детей, женщин и раненых солдат. Люди пытались сами противостоять чудовищам, собирались в группы вооружались рогатинами и вилами, выслеживали и убивали монстра, иногда ценой не одного десятка жизней.