Рута
Шрифт:
Некоторое время Хенсельт сидел словно пораженный молнией и немигающим взглядом смотрел в улыбающиеся лицо Демавенда. Затем совладав с собой изобразил, что-то похожее на улыбку и кашлянув, хрипло изрек:
— Отлично.
— Я знал, что ты будешь рад услышать эту новость, — без тени издевки, сказал король Аэдирна, хотя в глазах его играли веселые огоньки.
— Где бы вы хотели устроить обряд Сплетения Душ? — спросил Патий, немного разрядив обстановку.
— Сплетение Душ! — зло усмехнулся Хенсельт. — Небось только что, сам придумал.
— А мне нравиться это
— Это еще зачем? — удивленно воскликнул Венсельт, один из внуков короля Каэдвена.
— Чем больше у нас приверженцев, тем больше шансов на победу.
Хенсельт встал, потянул затекшею спину, задумчиво прошелся и спросил:
— А ты не боишься, зятек, открыто выступать против Дам? Они ведь не оставят этого без внимания, уж будь уверен. Так бы, конечно, все ничего, но мальчик еще очень мал. Мало ли что…
— Именно это я хотел обсудить с вами, — тяжело вздохнул принц.
Демавенд в ожидании поглядывал то на священника, то на Хенсельта. Тот подперев кулаком щеку, ухмыляясь покачивал головой. Молчание нарушил Патий.
— Я думаю, — робко произнес он. — Во время обряда посвящения в веру, примар объявит о том, что младенец находиться под покровительством Творителя, и провозгласит его наместником Бога на земле. И единственные мол, кто сможет теперь нанести ему вред, это предатели Господни. После чего, призвать всех честных детей Творителя, если вдруг такое произойдет, не оставить виновных безнаказанными.
— Нет, Патий, все-таки не зря мы платим тебе деньги, — обрадовано воскликнул принц. — Тогда они не посмеют его тронуть, иначе весь народ поднимется против них.
— Ну, не знаю… — засомневался Хенсельт. — Хотя, другого пути, пожалуй и нет.
В карете было нестерпимо душно. Внуки по очереди донимали короля просьбами то поехать верхом, то пойти пешком. Хенсельт был невероятно зол, поэтому орал так, что впряженные в карету белоснежные маллеорские рысаки, пугаясь пряли ушами.
— Вот переправимся через Понтар, тогда езжайте хоть на…козе галопом!
— Дед, ну чего ты такой злой-то? — обиженно спрашивали они.
— Перемудрил меня, Демавенд собака, — скрипя зубами и сопя цедил король. — Не видеть нам теперь Нижней Мархии, как своих ушей! Никогда! И вызвали-то меня сюда, только для того, что бы сообщить об этом.
— Почему? Ведь наша сестра теперь будет там хозяйкой?
— Вот именно, — стукнул по колену король. — Вот то-то и оно!
Лес наполненный ароматом цветущих трав, песней птиц и жужжанием мохнатых шмелей, казался ему воплощением счастья и радости. Хотелось вдохнуть как можно глубже и не отпускать эти прекрасные ощущения, пропитаться ими полностью, наслаждаться вечно, покоем и праздником, наконец-то, поселившимся в измученной душе. Он ехал медленно, отпустив поводья, предоставив своей игреневой кобыле двигаться свободно.
Старая
— Давай Малышка, не отставай! — крикнул он кобыле.
Лошадь послушно поплелась за ним. Закончив, он не спешил снова садиться в седло, а весело насвистывая пошел дальше по просеке, поглаживая рукой спрятанное за пазухой письмо.
Письмо было от Трисс. Она писала, что очень хочет его увидеть и ждет к началу Велена в местечке Польята, что недалеко от Монтекальво. Трисс! Милая Трисс! Сердце в груди плясало от радости, готовое вырваться наружу.
«Дорогой мой Эскель… любимый…» — слова из письма не покидали его мысли ни на минуту. И конечно, он не мог ждать ни дня, поэтому сразу же отправился в путь. Лучше медленно двигаться вперед, чем умирать от ожидания сидя на месте! Вот если бы письмо пришло на три дня раньше, он мог бы выехать вместе с Рутой и Цири. В компании все-таки веселее, да и есть с кем поделиться своим счастьем. Хотя Рута вряд ли разделила бы его радость, она приехала в Каэр Морхен разбитой и подавленной, а уезжала еще больше расстроенной и растерянной.
Он вспомнил, как по приезду Рута просила у Весимира зелье для Геральта, способное победить паралич, но старик только качал головой и повторял, что он бессилен что-либо сделать. Она закрылась в своей комнате в башне и несколько дней не выходила оттуда, ночью он слышал как она всхлипывает там. Не известно сколько бы это продолжалось, но мальчишки все свое свободное время проводили у ее дверей, успокаивая и уговаривая выйти.
И вот на четвертый день она вышла к обеду. Никогда еще Эскель не видел ее такой. С потухшим взглядом, черными кругами вокруг глаз и серым лицом. Мальчишки старались ее развлечь, как могли и она толи действительно успокоилась, толи взяла себя в руки, но начала улыбаться, а позже приступила к тренировкам.
Прошло несколько дней и в крепость приехала Цири. Рута почему-то выглядела виноватой. Они заперлись в библиотеке и долго оживленно о чем-то спорили, а вечером напились «Белой чайки» и обнимаясь горько плакали за столом, как будто прощались. На следующее утро, расцеловав пацанов, обняв его и Весимира, отправились в дорогу, так и не сказав, куда направляются.
— Прощай, Эскель, — сказала она ему перед отъездом, — и прости. Я была не права…просто не знала какая это боль…теперь знаю…прости.
Эскель остановился. Прислушался. Его тонкий слух уловил треск веток и храп лошади. Всадник, один, в пятидесяти шагах с правой стороны леса. Ведьмак вскочил в седло и медленно поехал дальше, пытаясь разглядеть что-нибудь между деревьев. Вскоре он увидел, черного всадника на белом коне. Человек был одет во все черное, длинные черные волосы спадали ниже плеч, черная шляпа с большими полями была украшена пером черного аиста и только синие, как море глаза смотрели на него недоверчивым взглядом. Эскель почувствовал покалывание в области виска, медальон дернулся.