Рутина
Шрифт:
– Давай, читай, не отвлекайся, – сказал звукорежиссер.
Я отвернулся от зала в сторону кулис и продолжил бубнить свои стишата.
Когда мы выступали, на танцполе было два человека: единственный фанат «ночных грузчиков» в Казани Евгений Запылкин и родной брат Михаила Енотова Кирилл Маевский – восемнадцатилетние парни.
– Приятного аппетита, уважаемые влюбленные, – сказал я, и мы начали.
Вдали прямо напротив сцены сидел за столиком отец Михаила Енотова, интеллигентного вида моложавый очкастый клерк. С ним были какие-то подруги семьи, они наворачивали мясцо, выпивали водку и поглядывали, как мы нерешительно топчемся по сцене и произносим текст:
стать
значит жить в чужом городе
с той, кто хочет родить от тебя в следующем году
иметь возможность выбирать
растить ли бороду
выгребать очистки из раковины рукой и готовить еду
На Михаиле Енотове был свитер «Хьюго Босс» за двести рублей из магазина «Сток», мне он предлагал надеть «Лакост» за девяносто. Для меня это было слишком, я остался в толстовке. Михаил Енотов в середине сэта все-таки снял «Хьюго Босс», под которым была самодельная футболка с принтом, вершина нашего совместного юмора – две похожие морды, как будто братьев: Сартр и Петросян. И подпись: «Who is who? Евгений Ваганович Сартр / Жан-Поль Петросян». Мы читали и читали свои странные тексты, людям было тяжело, но они терпели. Кто-то даже жиденько хлопал. Закончив, я испытал облегчение. Евгений Запылкин, впрочем, получил удовольствие, он даже двигался и знал слова. Звукорежиссер сказал:
– Ребята, у вас отличные тексты. Просто супер.
Первая профессиональная похвала.
Вечером мы играли в приставку дома у Михаила Енотова, и Кирилл Маевский говорил:
– Ты же учишься у Бородянского?! Он великий сценарист. Я посмотрел «Курьер» и «Афоня», и хотел бы я тоже учиться у него.
– А у Арабова, как твой брат? Говорят, он бог независимого кино и лучший лектор нашей шараги.
– Арабов лох! – вдруг заорал Маевский. – Вот Бородянский великий! Я бы у него отсосал!
У Маевского была странная привычка, он все время дергался, шевелился, иногда начинал двигать руками, будто играя на невидимых барабанах. Он был очень подвижный, высокий и худой пацан, все в нем ходило ходуном: и интонации, и лицо, и тело. Ему надо было сниматься в кино или играть в театре. Но становиться актером он не хотел. Маевский тоже написал пару рассказов, один из них, точно помню, назывался «Как я пошуршал с Яной» – про журналистку Яну Чурикову, которая вела программу «12 злобных зрителей» на MTV, и молодого террориста, и пробовал поступить во ВГИК, но не прошел предварительный конкурс. Теперь учился в Казани на пиарщика. Еще он играл на басу. Через два с половиной года он будет играть со мной в группе.
В поезде мне было тревожно, выспаться не мог. Задремывал на какое-то время на верхней полке. Мне снилось, что бутылка пива оказалась в моей руке и стремится в рот. Раньше таких снов не было. Я чувствовал запах алкоголя, он проникал в меня насильно. Я перевернулся на другой бок, опять задремал, но тут встал член, да так болезненно, что я начинал тереться о матрас и вроде бы даже стонать. От этого проснулся. Тогда я включил плеер и просто уставился в потолок.
На соседней полке ехала девчонка, моя ровесница, она тоже не спала. У нее на постели валялась новая книга писателя Минаева «The Телки». Я боковым зрением рассматривал девчонку. Вдруг она помахала мне рукой. Я вытащил наушник.
– Куришь? – спросила она шепотом.
– Иногда. Но сигарет нет.
– У меня есть.
Мы пару часов проболтали в тамбуре. Она тоже была студенткой, не сказать, чтобы особенно красивой, но живой и приятной. Я дал ей плеер, а сам читал ее книгу, подсвечивая себе фонариком с телефона. Прочитал страниц тридцать и протянул ей обратно. Книга оказалась
– Зря, – сказала она. – Потом окажется, что у него ВИЧ.
– Ладно, ты уже все равно рассказала.
Когда поезд приехал, мы обошли вместе Казанский вокзал, перешли дорогу до метро и по ее инициативе обменялись номерами телефонов, чтобы не позвонить и не написать друг другу.
– Ты идешь?
– Нет, меня сейчас парень встретит.
Странно спускаться в метро, когда ночь не спал. Шум подземной дороги, эхо чужих проблем и безумия, шлейф поездов затягивает упасть на рельсы. По-моему, площадь Трех вокзалов – место, в котором торжествует нечистая сила, я больше таких нехороших мест не знаю.
Когда я перешел на оранжевую ветку, там почти никого не было. В этой пустоте стряхнуть с себя наваждение – вспыхнувшее желание к незнакомке. Сигита должна встретить меня, и мы проведем вместе несколько дней, пока еще Михаил Енотов остается в Казани. Может быть, даже сходим в кино. Ведь я уже столько времени торчу в институте кинематографа, но еще ни разу не ходил в кинотеатр. Каждый раз собираюсь, но что-то мешает. Только в видеосалон ходил в детстве.
Ехал в лифте, и у меня началось нехорошее предчувствие. Я знал: что-то будет не так, совершенно точно знал. Прошел до своего блока, открыл дверь. Уже в коридоре несло табаком и прокисшим пивом. В комнате никого не было. Только окурки, пустые бутылки, пролитое на пол бухло. Я упал на кровать и сказал:
– Хватит.
Она прекрасно знала, когда приеду, но приготовила мне такой подарок. Я чувствовал обиду и усталость. Конечно, и сам я не подарок, но это все было чересчур. Чтобы отвлечься, я взял ручку и бумагу и стал выписывать слева свои недостатки, а справа Сигитины: «Агрессивный, зануда, заносчивый, закомплексованный, озабоченный, грубый, глупый, необразованный, неверный / ленивая, необязательная, легкомысленная, врунья». У меня как будто было гораздо больше недостатков, но это не успокаивало. Хотелось упасть и прижаться каждым сантиметром лица к линолеуму. Хотелось, чтобы она почувствовала, какую боль мне причиняет.
Оставалось немного денег, как раз, чтобы купить билет домой в Кемерово. Мне очень захотелось провести время с родными и друзьями. Я поехал на Рижский (ближайший к общаге) вокзал и купил билет на поезд, чтобы уехать сегодня же. Прямых до Кемерова не было, они ходили через день, но была возможность купить билет до Новокузнецка. Вернулся в общагу: Сигита так и не появилась, но втайне от себя я на это надеялся. Она извинится: немного не рассчитала, вечеринка вышла из-под контроля, прости меня, любимый, – и мы вместе пойдем прогуляться до вокзала, чтобы сдать билет, заодно выветрится ее похмелье. Два часа я убирался. Похоже, она не застанет меня за мытьем пола от липкой пивной слизи, за вытряхиванием окурков из чашек.
Я остервенело отмыл пол, протер столы, собрал и помыл грязные кружки, собрал разбросанные вещи в шкаф. Никогда еще тут не было так чисто. Вот она, моя комната, нужно было бежать отсюда.
Есть особо не хотелось. Я купил в дорогу только сигарет, два банана и два литра воды. Со мной ехали нормальные пассажиры, спокойные, никто не пьянствовал, дети не визжали. Лежал на верхней боковой полке спиной к проходу. Просто думал много часов, какие-то образы мелькали, как при отравлении. Потом сходил покурить в тамбур, но меня сразу затошнило, выпил воды и через силу съел эти два банана. У меня оставалось сто рублей, не считая денег на две маршрутки, чтобы добраться до дома. Поезд остановился на какой-то станции, стоянка двадцать минут. Можно было купить четыре пирожка, но я положил денег на телефон и позвонил Сигите.