Рваные валенки мадам Помпадур
Шрифт:
– Ну, раз ты так просишь, – милостиво кивнул Димон, – тогда да, пороюсь. Интересно, кто прислал мне эсэмэску?
– Можешь успокоиться, – улыбнулась я. – Это чья-то шутка. Некто, необязательно женщина, послал известие и ждет, какова будет первая реакция мужчины, который увидел на дисплее: «У нас будет мальчик». К гадалке не ходи, он занервничает, но ничего не узнает, потому что номер скрыт. Встряхнись и займись Олегом Евгеньевичем!
– Можно попытаться узнать закрытые цифры, – ажитировался Димон и быстро захлопнул рот.
В комнату вошли Приходько и Иван Сергеевич.
Добров выглядел не лучшим образом. Воспаленные глаза,
– Я виноват, – сказал он, приближаясь к столу, – не уделял жене внимания, не поддерживал ее, искренне думал, что у нас в семье полный ажур, меня беспокоила лишь материальная сторона вопроса. А Любочка мучилась! Ей, честному, кристальному человеку, было тяжело! Я все понял! Любаша не изменяла мне! Она совершила ошибку до нашей свадьбы! Не предполагала, что Надюша не от меня! Люба, солнце, прости! Я ничего не понял! Ничего!
Иван заплакал, Димон опустил глаза, Приходько смутился. Коллеги явно испытывали неудобство. Мне тоже было не по себе. Через пару минут, когда Иван успокоится, нам придется отдать ему тетради. Я откашлялась и тихо начала:
– Да, ваша жена покончила с собой. На последних страницах ее дневника есть текст, из которого вы поймете, что Люба приняла решение уйти из жизни. Она пишет: «Я не могу остановиться. Чем больше думаю о преступлении, тем сильнее мучаюсь желанием его совершить. Все подчиняю одной лишь мысли – убить, уничтожить того, кто обижает, унижает меня. Месяцы подготовки очень сладки, планирование меня захватывает, я хорошо сплю, могу бегать, работать. А когда все закончено, продумано, отшлифовано, я опустошена, тьма окутывает меня коконом, давит, душит, ее необходимо разорвать, иначе задохнешься. Но едва в сознании зарождается идея нового отмщения, мой ум проясняется, приходит энергия, я снова готова к жизни. К какой жизни? Я больше не могу так жить! Мне говорят: это не страшно, многие сталкиваются с проблемами, надо понять, что без них ты мертва. Но я знаю, что лучше умереть, чем так жить. Мне говорят, надо нести свой крест до конца, лишь высший разум способен назначить время ухода, самоубийцы попадают в ад. Но я не боюсь ада, я знаю, что это такое, я в нем живу постоянно. Простите меня все, пожалуйста».
Это последняя запись. Думаю, ее можно считать еще одной предсмертной запиской.
Иван Сергеевич поднял голову:
– О каких преступлениях идет речь? Я последние дни растерян, даже можно сказать, дезориентирован. В одну неделю на голову свалилось и тяжелое горе, и великая радость. Сегодня утром Надюша дала мощную положительную реакцию на новое лекарство. Иначе как чудом врачи это не называют. Девочка оживает на глазах. И тут самоубийство Любы! Это я виноват! Любаша боялась сдавать костный мозг, она понимала, что у меня возникнут подозрения, желала сохранить семью! Ну почему она раньше не пошла ко мне? Я бы все понял!
Я замолчала и выразительно посмотрела на Приходько. Кто из нас мужчина? Почему наиболее тяжелая часть беседы возложена на мои плечи?
Шеф правильно меня понял, сгорбился и залопотал:
– Уважаемый Иван Сергеевич, иногда мы плохо знаем даже самых близких людей, они тщательно скрывают свои…
У Приходько закончились слова.
Нет, наш нынешний босс в подметки не годится своему предшественнику. Чеслав нашел бы что сказать!
Из кармана Приходько донесся короткий сигнал принятой эсэмэски. Как правило, начальник никогда не отвлекается во
Я машинально нагнулась, подняла трубку и тут же разозлилась на себя. Ну, ты молодец, Танечка! Следующий этап: ты, любезная, чистишь шефу ботинки. Что за глупость – подбирать его телефон! Ладно, не стану больше ругать себя, просто положу аппарат на стол. Но что содержится в сообщении, если оно буквально парализовало Приходько?
Понимаю, что вы осудите меня за любопытство, ведь я, наплевав на приличия, залезла в чужую переписку. Но я это сделала. Эсэмэска, превратившая Приходько в столб, была мне знакома. Совсем недавно аналогичная прилетела на адрес Димона: «У нас будет мальчик».
Глава 28
Часа через два я повезла морально сломленного Доброва домой. Иван Сергеевич прижимал к груди тетради и повторял:
– Вы же никому не расскажете про Любу? Ее уже нельзя наказать. Бессмысленно отдавать под суд мертвого человека, он умер, его невозможно посадить!
Я молча жала на педали и злилась на Димона с Приходько, у которых неожиданно возникли невероятно важные дела именно в тот отрезок времени, когда потребовалось сопроводить Доброва до его квартиры.
– Завтра с утра приедут практиканты, – сообщил Приходько. – Я должен подготовиться к разговору!
Я сразу почуяла, куда ветер дует, и сказала:
– Сообщение о новых сотрудниках я слышу не первый день. И где они?
– Быстро только блохи ловятся, – возразил Приходько. – Все-все, сегодня я очень занят. Таня, отвези Ивана Сергеевича домой, ему нельзя самому садиться за руль.
– Почему бы Диме не отправиться с бизнесменом? – возмутилась я.
– Он умчался в ветеринарную клинику, – сказал Приходько. – Полетел за прививками от клещей, сказал, надо срочно, прямо сегодня ночью, уколы кошкам поставить, иначе они могут погибнуть от укусов!
– У тебя, наверное, нет животных? – вздохнула я.
– Не-а, – помотал головой Приходько. – А что?
– Ничего, – сквозь зубы процедила я и покинула кабинет босса.
На улице стоит на редкость промозглая, холодная погода, по календарю осень, но, по сути, ранняя зима. Приходько не в курсе, что опасные клещи великолепно чувствуют себя летом, но с наступлением дождливого сезона ни один из паразитов носа из своего гнезда не высунет. Впрочем, не знаю, вьют ли кровососы гнезда, строят дома или роют норы, я еще тот биолог. Но, в отличие от шефа, великолепно поняла, что Димон отчаянно не хотел очутиться с Добровым наедине, вот и придумал первую пришедшую на ум отмазку. Я люблю Коробка и не собираюсь говорить правду шефу, но Димону, вернувшись домой, я сообщу все, что думаю по поводу клещей и любителей прогулок по замерзающему под ледяным ветром мегаполису.
– Любочку нельзя наказать, – на одной ноте повторял Иван. – Но если правда о том, что она совершила, станет известна, что станет с Надей? Каково ей будет жить, зная, что в ее теле течет кровь больной, психически неуравновешенной мамы? Дурная, черная кровь заразна. Понимаете?
Я посмотрела на Ивана, он сидел, отвернувшись от меня, смотрел в боковое окно и повторял:
– Дурная, черная кровь заразна.
Слава богу, именно в этот момент я свернула во двор Доброва и притормозила у подъезда.