Рваные валенки мадам Помпадур
Шрифт:
Личико Лапули страдальчески сморщилось.
– Значит, мальчик, – протянула я. – Если ты не хочешь сообщать новость прямо, положи Коробку на подушку снимок узи.
– Где его взять? – деловито спросила Лапа.
– Разве врач его тебе не дал? – удивилась я. – Обычно снимок вручают со словами «Получите первое фото малыша».
– Я не ходила к доктору, – заморгала Лапуля. – К нему надо всей семьей направляться! Не одной же! Так не принято.
– Ага, – растерялась я, – но почему ты решила, что родишь мальчика? Вдруг у тебя не мальчик?
– Не мальчик? – поразилась Лапуля. – А кто? Ой, Танечка! Опять ты подшучиваешь, да? На тесте-то полосочки голубые!
Я
– Говоришь, положить Диме на кровать фото?
Я встряхнулась:
– Слушай, а с какого телефона ты отправила эсэмэску? У тебя ведь номер не скрыт!
Лапуля отошла к мойке.
– Надо было срочно-срочно написать сообщеньице, пока я не забыла! А мой миленький беленький звонилка разрядился! Я поискала его, не нашла и туточки вспомнила! У Димочки-котика в тумбочке всегда лежит телефончик! Рыбонька его аккуратненько заправляет. Ну зачем ему один аппаратик с собой, а другой дома на полочке?
– Ясно! – воскликнула я. – Ты взяла запасной сотовый Коробка и отправила эсэмэску.
– Танечка, какая ты умненькая, – восхитилась Лапа, – точненько! Его аппаратик смешной, кнопочек нет, надо в экранчик пальчиком тыкать. У меня не сразу получилось! Страненько выходило! Прижимаю ноготочек, а эсэмэсочка на месте. Тюк, тюк, не уходит, я нашла кругляк с книжечкой, тюк-тюк.
– Тюк-тюк, – повторила я. – Лапуля, ты случайно использовала функцию «рассылка».
– Посылка? – заморгала Лапа. – Я ничего не клала в ящик. И разве ящичек в телефон можно впихнуть? Танечка, ну подумай!
Я включила чайник. Ну вот, теперь все окончательно прояснилось. Лапуля, не желая того, отправила сугубо личное сообщение всем, кто находится в телефонной книжке Коробкова. Номер сотового скрыт, подписаться Барби забыла. Интересно, какое количество мужчин заработало инфаркт, прочитав: «У нас будет мальчик»? И сколько излишне любопытных женщин, из тех, кто не преминет засунуть нос в переписку мужа, закатили ему скандал? Надеюсь, теперь вам ясно, почему не следует проявлять повышенный интерес к чужому мобильнику? Прочитаете сообщение от кого-нибудь вроде Лапы – и будете летать на реактивной метле. Кстати, Приходько-то совсем не обрадовался, обнаружив ее сообщение.
– Фото… – задумчиво протянула Лапуля. – Побегу скоренько! Танечка, дожевывай макарончики, зачем капелюшечку оставила? Или невкусно?
Я окинула взглядом почти опустевшую кастрюлю.
– Замечательные! Но я сижу на жесткой диете, могу себе позволить в день лишь три килограмма пасты с соусом.
К дому Олега Евгеньевича я вернулась через два с половиной часа и начала ему названивать. Медов не брал трубку. Я поднялась на его этаж и бесцеремонно нажала на звонок. Протяжное «динь-динь-динь» не привлекло хозяина в прихожую. Я пнула дверь ногой. Но она даже не пошевельнулась. Внезапно меня охватила тревога. Олег Евгеньевич обещал никуда не уходить, на улице отвратительная погода, хлещет дождь, стоит пронизывающий холод, да и время подходит к позднему вечеру. Почему Медов не открывает? Занят с клиенткой? Но нельзя же беседовать с ней до бесконечности!
Чем больше я пыталась успокоиться, тем сильнее нервничала и в конце концов приняла решение. Сейчас войду в квартиру Медова и, если наткнусь там на женщину, которую он лечил от любовной зависимости, извинюсь. Некрасиво вламываться на чужую территорию без спроса, но тревога моя растет.
Я вытащила из сумочки губную помаду и прижала золотой футляр к замочной скважине. Прошли идиллические времена, когда домушники и спецслужбы использовали пластиковые карточки, шпильки, всякие изогнутые железки, дабы открыть
– Олег Евгеньевич, вы где? – крикнула я.
Ответа не последовало. Мне стало совсем нехорошо. Я начала медленно обходить квартиру. Хозяина нашла в туалете – он лежал около унитаза, скрючившись. Я присела около психотерапевта и приложила палец к его шее. Пульс не прощупывался. С другой стороны, я не врач и не могу точно определить, жив человек или мертв. Но Медов, похоже, не дышит.
Я вынула мобильный, соединилась с Димоном, потом пошла на кухню.
Если к Олегу Евгеньевичу и приходила женщина с проблемой, то чай она вместе с врачом не пила. Посуды на столе не было, в раковине и посудомойке тоже. Банка с растворимым кофе, коробка с чайными пакетиками, сахарница и солонка выстроились в центре стола. Неизвестно, зачем я раскрыла холодильник. Медов, очевидно, жил один. На полках нашлись не очень свежая колбасная нарезка, яйца и пачка творога. А еще Олег Евгеньевич держал здесь хлеб. Меня всегда удивляют люди, которые запихивают батон в холодильник.
Я захлопнула дверку. Если у мужчины нет заботливой жены, любовницы или мамы, он обречен питаться всухомятку. Мне до сих пор не попадались парни, которые готовили бы себе борщ, бефстроганов и кашу. Апофеоз кулинарных изысков моих знакомых мужчин – яичница-болтунья, многие ленятся даже покупать хлеб, обходятся крекерами. Забивают ими ящик и живут спокойно. Ну зачем простому парню тратить время на ерунду? Он занят решением важных задач, собирается объяснить тренеру сборной страны по футболу, как тренировать команду, чтобы она наконец-то дошла до одной тысячной четвертьфинала, готов изложить правительству свое мнение по поводу экономических программ или собирается объяснить руководству МВД, как искоренить взяточничество и навести порядок в системе ГИБДД. Ну некогда мужику заморачиваться ерундой вроде хлеба!
Я замерла посреди кухни. Хлеб. Нарезной, который лежал в мешочке. В нем еще был чек! Иван Сергеевич Добров, переживший стресс, сидел в коридоре, а я пошла в кухню приготовить чай и нашла в холодильнике свежую еду, а в хлебнице батон, который хозяин, судя по чеку, купил как раз перед поездкой к нам в офис…
Я сделала шаг в сторону. На полу в ярком свете люстры что-то сверкнуло. Я села на корточки и через некоторое время приметила у одного из стульев крохотный поблескивающий камушек. Отлично знаю, что на месте преступления нельзя ничего трогать, но смотреть никто не запрещает. Я встала на колени и, почти уткнувшись носом в плитку, начала изучать яркую точку.
Пару лет назад Москву захлестнула мода на нейл-дизайн. Женщины рисовали на ногтях цветочки, птичек, бабочек, вдевали в отверстия цепочки, наклеивали стразы. Самые богатые приделывали микроскопические бриллиантики, основная масса дам обходилась стразами. Клей, на котором держались украшения, иногда подводил, камушки терялись. Потом бум утих, но кое-кто остался верен нейл-дизайну. Я сейчас вижу страз, которым украшают ногти.
– Таняша, тебе плохо? – спросил Димон, входя в кухню.
– Нет, очень хорошо, – ответила я, – а ты быстро доехал!