Рваные валенки мадам Помпадур
Шрифт:
Еще косяк с дневниками. Люба никак не могла передать их Руфине. Скорей уж Доброва пошла бы голой по Тверской улице, чем обнажилась душевно.
– Во всей этой истории есть ситуации, которые являются для меня необъяснимыми. Иван Сергеевич переплюнул по тщательности и умению планировать события свою супругу, которую Димон метко назвал женщиной-электричкой. В связи с этим возникают вопросы. Откуда Иван Сергеевич узнал, что у Нади будет лейкоз и ей понадобится костный мозг, который Люба откажется сдавать, а он придет к нам и сможет уверенно руководить спектаклем? Он ближайший родственник гениальной предсказательницы Ванги? – спросил Приходько.
Руфина вздрогнула.
– Нет! Он… ну… он… Сережа умирал на глазах у сестры.
– Господи, как страшно! Лейкоз – семейная болезнь. Если у брата случился, то и у сестры будет. Я боюсь за тебя! Доченька, только не покинь нас.
– Мерзавец, – процедил Димон, – даже взрослый человек в подобном случае не сможет рассуждать здраво. Чего уж хотеть от маленькой девочки!
– Иван начал таскать Надю по врачам, – звонким речитативом продолжила Руфина, – его поведение выглядело как гиперзабота, он заставлял малышку сдавать анализы, относил бумаги онкологу и требовал: «Скажите Наде, что она пока здорова».
Приходько вскинул брови:
– «Пока здорова»? Вот сволочь! Он буквально внушал Наде: ты непременно получишь лейкоз.
Файфман кивнула:
– Еще отец купил дочери диски с программой «Семь шагов к смерти».
– Точно! – подпрыгнула я. – Один остался в проигрывателе, я включила его у девочки в спальне и превратилась почти в зомби. Потом Иван влетел в комнату, растоптал диск и выгнал меня. Но скорехонько опомнился, позвал назад, принялся извиняться. Говорил о своих расшатанных нервах.
Руфина опустила голову:
– Он выбросил весь курс, а про диск в дивидюшнике забыл. Когда вы его обнаружили, Ваня испугался и потерял над собой контроль, но потом взял себя в руки.
– Что такое «Семь шагов к смерти»? – не понял Федор.
– Американское ноу-хау, – пояснил Димон. – Пару лет назад о нем активно дискутировали. Некий психолог разработал курс лекций с элементами гипнотического воздействия, основанного на зрительных образах. Пособие предназначено для несчастных, от которых в связи с тяжестью их состояния отказались врачи, они признали их лечение бессмысленным. Психолог поставил перед собой цель облегчить моральное состояние бедняг, помочь им примириться с неизбежностью ухода, объяснить, что смерть не страшна. Ее не надо бояться, наоборот, лучше позвать к себе.
– Жуть! – вздрогнул Приходько. – И это продается?
– Ажиотаж уже прошел, – пожал плечами Коробок, – была пора скандалов, на ученого подавали в суд, потому что случилось несколько самоубийств. Но американец выкрутился, его адвокат заявил: «На упаковке есть предупреждение: «Исключительно для прослушивания тяжело больными». Если кто-то из здоровых решил побаловаться, мы за него не в ответе и не можем нести наказание за нарушение психики, которое человек сам себе устроил».
– Ну и ну! – продолжал возмущаться Федор. – Небось им торгуют на «Горбушке» из-под полы.
– Там можно купить все, – согласился Коробок. – Только «Семь шагов» не запрещены, они находятся в легальной продаже. У нас свободное государство, каждый должен иметь выбор, что ему слушать и смотреть.
Приходько насупился, а я постаралась уйти от ненужных споров.
– Психологическое воздействие способно сломить психику, внушение – сильный метод, в особенности если его применяет такой значимый для Нади человек, как папа. Но неужели он может изменить анализ крови?
– Психика таит в себе много тайн, – обтекаемо ответил Димон.
Я вцепилась пальцами в стол.
– Нет. И Алексей Николаевич очень кстати заболел, а ведь он не вел беседы с Иваном. Руфина, вы навещали Бутрова?
– Несколько раз, – неохотно призналась Файфман.
– Приносили ему зубную пасту «Нокко»? –
– Ну да, – промямлила Руфина. – Иван ее дал, сказал: «Это мое производство, лучшее средство от болезней десен, поставь у него в ванной».
– Трогательная забота, – протянул Димон.
Я скрестила руки на груди.
– Во время нашего разговора с Иваном он продемонстрировал нам, как жена засовывает под струю горячей воды градусник, симулирует грипп, чтобы не идти в лабораторию сдавать тест на совместимость с Надей. Но в разговоре со мной Медов бросил фразу: «У Любочки была куча разнообразных проблем, например патологическая аккуратность. Мне удалось добиться, чтобы она перестала тереть предметы губкой с мылом, теперь она их просто держит под водой». Муж знал о привычке жены и использовал ее в своих низменных целях. Люба просто мыла градусник, но тогда я решила, что Доброва обманывает супруга. В поле видимости камеры попали стаканчик со щетками и пастой «Нокко». Я сама пользовалась ею одно время. Надо сказать, средство хорошее, но очень невкусное, и я удивилась, спросила что-то типа:
– Неужели Надя пользуется «Нокко»? Она горькая.
Иван Сергеевич с возмущением отозвался о детских средствах, дескать, все эти апельсиновые отдушки портят зубы, а в «Нокко» он уверен.
Ничего не значащий разговор был мною забыт. Потом Люба в беседе сказала:
– Иван отличный отец, он, с одной стороны, балует Надю, с другой – держит ее в строгости, в особенности если речь заходит о здоровье. Стоит над ней в ванной и твердит: «Только «Нокко», иначе начнутся проблемы с зубами». Надя кривится, но ослушаться отца боится. Я сама один раз попыталась «Нокко» использовать, но у меня аллергия на ромашку, а ее в пасте мужа много, но не обижать же Ивана! Вот я и завела себе «Дантин», прятала его в шкафчике под рукомойником. Удивительно быстро тюбик у меня заканчивался. Один раз я подумала: «Ох, похоже, Ваня сам «Дантином» пользуется. Очень уж «Нокко» противная.
Я перевела дыхание и закончила:
– Я не дословно вспомнила разговор, но суть до вас донесла. И что интересно! Когда я привезла Ивана Сергеевича домой, он не хотел, чтобы я осталась. Но я настояла на своем, приготовила чай, разбила банку с медом, поторопилась в ванную за шваброй и увидела в стакане «Дантин». Почему убрали «Нокко»?
– Да, почему? – повторил как эхо Федор.
– В пасте яд, – ответила я, – он вызывает отравление, которое врач может принять за симптомы лейкоза. В случае с Надей, если вспомнить про смерть Сережи, доктора не станут сомневаться. Иван травил девочку и Бутрова. Его с помощью Руфы. Но когда Бутров составил завещание, Добров перестал подмешивать отраву в пасту для ребенка. Вот почему врачи увидели, как они сказали, «мощный положительный эффект на новейшее средство, которое поможет девочке». Ивану надо, чтобы Надя сейчас «выздоровела», она должна дожить до кончины Бутрова и наследовать его состояние. Ну а потом, через некоторое время, у девочки снова «проснется» лейкоз, и уж тогда заботливый папочка дотравит ее до смерти и станет обладателем немалых материальных благ. И я теперь отлично понимаю, почему Люба боялась сдавать костный мозг для Надюши. Сомневаюсь, что она тайно делала анализ в лаборатории, думаю, мать могла стать донором, но Люба знала, что больна. С подросткового возраста она борется со своим непростым недугом, пытается справиться с собой, но ничего не получается. Болезненные фантазии, злопамятность, мнительность, обидчивость, зацикленность на обстоятельствах – все это может быть симптомами душевной болезни. По-хорошему, Марии Николаевне следовало отвести дочь не к психотерапевту, а к психиатру, но старшая Казакова небось побоялась: а ну как Любу сочтут сумасшедшей и запрут в клинике? Поэтому девушка посещала сеансы Олега Евгеньевича, а я не уверена, что он мог справиться со столь глобальной проблемой без специальных лекарств.