Рваные валенки мадам Помпадур

Донцова Дарья

Комаров отступил на шаг.

– Я дерматолог. Извините.

Аня вскочила на ноги и кинулась к лжедоктору.

– Умоляю! Кузьма – это все, что у меня есть! Господь не дал мне ни детей, ни других близких. Спасите мужа!

Я пожалела Геннадия Петровича. Лучше бы он прикинулся кем угодно, но не врачом! Аня бросилась перед Комаровым на колени, протянула к нему руки и сбивчиво заговорила:

– Если муж умрет, я не проживу и дня. Долгие годы искала вторую половинку, и теперь смерть отнимает у меня с таким трудом обретенное счастье!

Господи, ну зачем мы затеяли медовый месяц? Ведь поженились не вчера!

Маша зарыдала в голос. Аня, не обращая внимания на Леонову, продолжала:

– Лягу с ним в могилу, и пусть холм над ней растопчут дикие лошади, я не смогу бросить мужа!

Маша начала икать, захлебываясь плачем. Несмотря на нервную обстановку, меня удивило поведение жены Олега. У той настоящая истерика. Слишком бурная реакция для постороннего человека.

– Но я ничего не могу, – испугался Комаров. – Ну, прыщи зеленкой помазать. Ей-богу! Честно!

Кузьма Сергеевич захрипел, я приросла ногами к полу. Никогда не видела, как умирает человек, но сейчас, кажется, Пряников нас покинет.

– Сделайте хоть что-нибудь! – закричал Бурундуков.

– Что? – шепотом спросил Комаров.

– Он практически не дышит, – прошелестел Миша, – в его легкие кислород не поступает.

– Мама! – зарыдала Аня. – Ой, мамочка! Кузенька!

– У вас есть водка? – крикнул Иван. – Желательно, непочатая бутылка?

– С ума сошел? – спросила Олеся. – Нашел время!

Иван быстрым шагом двинулся на кухню и начал тщательно мыть руки, отдавая короткие приказы:

– Нужен нож, острый. И спиртное, не менее сорока градусов! Степанида, будешь мне помогать. Еще трубка.

– Зачем? – промямлила Белка.

– Необходима экстренная трахеотомия, – сказал Ваня. – Операция.

– Ты способен ее сделать? – не поверила я.

– Обрабатывай руки, – приказал Иван, – одному мне не справиться. Так. Отлично. Наливаем водку в кастрюльку, бросаем туда нож и две столовые ложки. Степанида, теперь плесни мне на пальцы спиртное. Где трубка?

Белка услужливо протянула пластиковую трубочку для коктейля.

– Не пойдет, – отверг предложенное Ваня, – в доме есть кружка Эсмарха?

– Все чашки на виду, – быстро сказала Олеся.

– Клизма, – уточнил Иван, – ее медицинское название кружка Эсмарха.

– В ванной висит, – крикнула Белка убегая, – сейчас принесу.

Бабуля слетала за клизмой в рекордно короткий срок.

– Отрежем кусок резиновой трубки, – протянул Иван, – обдадим кипятком, сунем в водку. Так! Полотенца, чистые, и лейкопластырь в рулоне! Степа, бери кастрюлю, пошли к Кузьме, остальные вон из гостиной.

Присутствующие повиновались, только Аня бежала за нами и голосила:

– Я не уйду! Не оставлю любимого!

– Миша, Никита, уберите эту дуру! – гаркнул Иван и начал расстегивать рубашку на бизнесмене. – Степа, надеюсь, ты не упадешь в обморок.

– Постараюсь тебя не подвести, – дрожащим голосом пообещала я.

Люди,

как мне страшно! Но альтернативы нет. Маша в истерике, Аня ничего не соображает, Белке нельзя волноваться, Геннадий Петрович деморализован, Юля предпочла убежать на кухню. Правда, есть еще Никита, Миша и Олеся с Катей, но Ваня по каким-то причинам выбрал в помощницы меня. Если я струшу, потом остаток жизни буду ощущать вину за смерть человека.

– Готова? – спросил Ваня.

Я кивнула.

– Сделаю разрез, а ты придерживай края раны при помощи ложек, – велел режиссер, – да не суповой частью, а той, за которую держат прибор. О’кей?

Я опять кивнула.

– Действовать надо быстро, на счет три, – объяснял Иван, – не тяни кожу сильно в стороны, не дави, просто придержи, чтобы края не соединились.

Ваня налил на шею Кузьмы Сергеевича водки, потом воткнул нож в кожу. Показалось что-то желтое, затем потекла кровь.

– Раз, два, три, – скомандовал парень.

Я, преодолевая ужас, живо всунула ложки в разрез и слегка отвела их друг от друга.

– Супер, – одобрил Ваня, орудуя лезвием. Теперь он резал какую-то серо-белую трубку, напоминающую по виду ребристый садовый шланг.

– Держи, – рявкнул режиссер, – не спи! Потом в обморок шлепнешься!

Я изо всей силы сжала ложки. Иван ловко впихнул в образовавшееся в «шланге» отверстие кусок резиновой трубки и сказал:

– Хорош.

Я вытащила ложки и замерла. Ваня, насвистывая себе под нос бравурный мотив, примотал трубку лейкопластырем, швырнул на пол окровавленные полотенца и сказал:

– Операционная медсестра свободна, благодарю за хорошую работу.

Я продолжала стоять, слушая, как в трубку со свистом входит воздух. Лицо Кузьмы Сергеевича мало-помалу теряло синеву. Иван взял мою правую руку, разжал сведенные судорогой пальцы, вынул ложку, затем проделал то же самое с левой и сочувственно спросил:

– Испугалась?

– Очень, – честно призналась я, – прямо очень-очень-очень.

Иван бросил ложки к окровавленным тряпкам и обнял меня:

– Ты молодец! Другая могла бы заистерить.

– А смысл? – спросила я, отчаянно пытаясь не заплакать. – Где ты научился таким штукам? Понимаешь, что ты реально спас Кузьму Сергеевича от смерти?

– В институте, – пояснил Иван, – я учусь на медицинском, на пятом курсе. Че, думала, я гоблин?

Пришлось признаться:

– Вроде того.

Ваня посмотрел мне в лицо. Я удивилась: у него оказались красивые, умные глаза.

– Пусть Олеся тут уберет. Но только после того, как мы с ребятами поднимем больного в номер. В вашей аптеке есть шприцы и антибиотики? Их всегда назначают после оперативного вмешательства, а я ставил трубку в полевых условиях, ни времени, ни возможностей на соблюдение стерильности не было. Очень надеюсь, что у него не разовьется воспаление. Еще больше надеюсь, что ураган наконец-то прекратится и Пряникова увезут в больницу.