Рябиновая долина: Когда замолчит кукушка
Шрифт:
Не знаю, конечно, что он там понимал, но столбняк на него напал конкретный. Похоже у парня произошел сбой в программе. Он вытянулся в струнку, и его рука непроизвольно потянулась к козырьку фуражки. Я покачала головой, будто не одобряя его действий. Потом строго нахмурилась, и прошептала почти по слогам:
– Конспирация…
Потом быстро схватила Игоря за руку и поволокла его по направлению к палате. У Игоря, похоже, тоже был легкий ступор. Двигался он уж больно медленно. Мне даже пришлось на него зашипеть:
– Да, шевелись ты живее, пока он в себя не пришел…!!!
Мы уже подошли к самым дверям
– Люська, что это было?
– Военная смекалка… – Ответила я ему, лихо подмигнув.
Приоткрыла двери, и мы просочились в палату. Сергеич лежал на кровати, опутанный какими-то трубочками и проводами. Он мне показался маленьким, несчастным, будто немного усохшим, что ли. Под щелочками глаз расплылись фиолетовые пятна синяков. Осунувшееся лицо заросло сизой щетиной. На меня вдруг напала такая жалость, что я чуть не разревелась. И уже, было, начала выразительно хлюпать носом, когда с кровати раздался вполне себе нормальный, я бы сказала, бодрый голос нашего дорогого друга.
– Ну и чего встали со скорбным видом, как на похоронах. Живой я еще. Садитесь.
Мы оглядели одноместную палату. Односпальная кровать у стены, на которой лежал Сергеич, небольшая прикроватная тумбочка с кучей каких-то коробочек и стаканчиков, один стул. Вот, собственно, и вся обстановка. Конечно, не номер люкс в презентабельном отеле, но вполне сносно. По крайней мере, чисто, большое окно, с видом на покрытые лесом горы. Посему как, стул был один, Игорь по-джентельменски придвинул его мне, а сам устроился на подоконнике. Я, усевшись рядом с кроватью, опомнилась, и положила сверток, который принесла с собой на тумбочку.
– Мы тут пирожков тебе принесли. С ливером и еще с брусникой. Я же помню, ты такие любишь. Они, конечно, не горячие, но свежие, вчера вечером пекла.
Глаза -щелочки подозрительно заблестели, и Сергеич хрипло проговорил.
– Спасибо… – У меня от его хриплого «спасибо» тоже защипало в глазах.
Игорю вся эта хлюпающая картина, по-видимому, надоела, и он спросил.
– Сергеич, ты вообще как?
Сергеич, с готовностью, ответил:
– Да, говорят, что через неделю буду, как новый. Голова только кружится все время. Слабость, и ни хрена не помню. Помню, как поехал к Юдину за авансом, как приехал к его домику, вышел из машины, и, вроде бы даже в дом зашел. А потом, все, как отрезало.
Я нахмурилась.
– Подожди… Так ты в дом зашел или нет?
Сергеич глянул на меня из своих щелочек виновато и тихо, с отчаяньем в голосе проговорил:
– Да, не помню я…!!
Я похлопала его по руке, пытаясь приободрить и успокоить.
– Ладно, Сергеич, не волнуйся и отдыхай.
– Как же, отдыхай! Следователь говорит, что вспомнить надо, иначе… – И он слабо махнул рукой. – Да, еще же там мужики без аванса остались. А я, Алексеевна, ей Богу, не пил. Поверь, ну ни капли…!! А аванса нет. Как же там мужики то…
Он начал волноваться. И тут вступил Игорь. Спокойно, безо всякого сюсюканья, он выложил всю информацию. И как его нашли под вагончиком, и как я потом нашла его сгоревшую машину по Сашиной наводке, и пакет с авансом, который не успел сгореть. И что мы с ним собираемся идти к Юдину, и хлопотать за мужиков.
– Так это что же тогда получается… – Начал было он.
Но, тут, ход его мыслей прервали. Дверь распахнулась, безо всякого тебе деликатного стука, или, в крайнем случае, вежливого вопроса, типа «можно?». И на пороге возник следователь Степанов Илья Федорович собственной персоной. За его плечами маячила голова сержанта. Сейчас, взгляд его всегда усталых глаз, метал молнии. Чего-то подобного я ожидала с того самого времени, как мы с Игорем «прорвались» в палату к Сергеичу. И все равно, мне захотелось срочно спрятаться под кроватью, или, в крайнем случае, втянуть голову в плечи. Увидев нас, он, вроде бы, слегка расслабился, но в его глазах все еще были видны грозовые всполохи.
– Та-а-а-к… – Протянул он, оглядывая нас, как будто сторож, который застал ребятишек, залезших воровать яблоки в охраняемый им сад. – И что мы тут делаем?
Я посчитала, что вопрос был риторическим, потому что, «что мы тут делаем» было абсолютно очевидным. Следователь сделал несколько шагов в палату. За ним по пятам шел сержант, одна рука которого покоилась на кобуре с пистолетом. И по его лицу было понятно, что он готов все смести на своем пути, или на крайний случай, всех арестовать. Степанов обернулся к своему подчиненному, который в буквальном смысле слова, наступал ему на пятки, и раздраженно пробурчал.
– Свободен… Мы с тобой потом разберемся.
Бедный парень, повесив свою буйную головушку, поплелся вон из палаты. Мне его стало жалко, и я принялась канючить.
– Илья Федорович, сержант не виноват. Не наказывайте парнишку. Это все я, со своим языком. – И я, не иначе, по примеру сержанта, тоже повесила голову, бросая время от времени виноватые взгляды на следователя.
Глава 8
Илья Федорович окинул нас всех суровым взглядом, потом закрыл за собой дверь в палату, и стал высматривать, куда бы ему присесть. Я легкой птахой вспорхнула со стула и устроилась на подоконнике, рядом с Игорем. Степанов пододвинул стул к себе и уселся на него. Потом опять, строго посмотрел на нас и спросил:
– Ну…?
Мне редко приходилось слышать, чтобы в таком коротком вопросе содержалось такое богатое содержание. Я посмотрела сначала на Игоря, потом на Сергеича. Игорь с повышенным вниманием разглядывал пейзаж за окном, а Сергеич, надвинув одеяло до подбородка, прикинулся умирающим. Вздохнув про себя, я начала говорить, осторожно подбирая слова.
– Ну… Мы, собственно, больного товарища пришли навестить. Я вон, пирогов напекла. – Я ткнула пальцем в сверток, лежащий на тумбочке. – Ну, значит, чтобы силы поддержать, и, соответственно, ускорить процесс выздоровления. А тут ваш сержант… Ну, и что прикажете делать? Не пропадать же пирогам, в конце-то концов! – Я начала набирать обороты, внимательно наблюдая за выражением лица следователя.