Рябиновые зори

Сорокин Лев Леонидович

РАЗГОВОР С МАМОЙ

Я смотрю на тусклые седины, Я читаю горькие морщины… Это не морщины, а года — Те, что не проходят без следа. Думаю, а сколько же седин За последний год прибавил сын? Ставишь ты на стол отряды чашек И сидишь, салфетку теребя. Нет меня… В Москве бываю чаще, Чем за три квартала у тебя. А к тебе — трамвай идет — не поезд. Но весь день собраться не могу, К вечеру, немного успокоясь, Я решаю: «Завтра забегу! Это близко, я всегда успею!» Но назавтра в круговерти дел Все от той же мысли цепенею, Что

опять к тебе я не успел!

БАБУШКА ВАРВАРА

Бабушка Варвара, Где твоя могила? Все трава покрыла. Как я виноват. Ты меня поила, Ты меня кормила, За руку водила В дальний детский сад. Бабушка Варвара! Мы не понимали, Как тебе бывало По ночам невмочь! Не спала в печали: Где-то на Урале Одиноко старилась Старшенькая дочь! А вторую доченьку Молния убила, — Что за наказанье Налетело вдруг? Ну а тут, у сына, Как не любо-мило. Гордая невестка Да и неслух внук! Сам-то сын нервишки Измотал изрядно, Как с войны гражданской Возвернулся в дом, Все ему невкусно, Все ему неладно, По столу порою Грохнет кулаком! Сын второй — болезный — Из-под Пешта пишет, Третий год воюет — Старший политрук!.. Бабушка Варвара Слушала, как мыши Вход прогрызть пытались В кованый сундук. Тот сундук с вещами, С ними спозаранку Походить базаром, Не жалея ног,— Может, спекулянтка Даст хоть полбуханки За пуховый серый, Стираный платок. Бабушка Варвара! Ты мне отдавала Свой последний тонкий Крохотный кусок: «Иждивенцам хлеба Отпускают мало, Я останусь дома, Внуку — на урок!» Бабушка Варвара! Как несправедливо Числиться ты стала Иждивенкой вдруг. Ты всю жизнь пахала, Ты детей рожала И не покладала Почерневших рук. Стряпала и шила, Тяжести носила, Не жалела силы, — Нянчила внучат!.. Бабушка Варвара! Где твоя могила? Все трава покрыла, Как я виноват!

«Живите, люди, откровенней…»

Живите, люди, откровенней. Зачем же лгать самим себе, Когда под тяжестью сомнений Вдруг все ломается в судьбе? Равно молчание измене, Когда молчать нельзя порой. Живите, люди, откровенней, Ведь откровенность — Это бой.

ПЕСЕНКА О «БРИГАНТИНЕ»

В кругу друзей о возрасте не помнят, Сорокалетних Галками зовут. И в тесноте малометражных комнат Студенческие песенки поют. Ах, «Бригантина», Наша «Бригантина», Ты много лет Плывешь за нами вслед. И нам плевать, Что мы давно в сединах И что в помине флибустьеров нет. Бывает: гости дочки или сына Затянут ту же песню иногда. И мы заметим, как сгибают спину Нелегким грузом времени года. Как жаль, не все выдерживают, если Стучат по сердцу молотом забот. И рядом падал, падал мой ровесник. А завтра снова кто-то упадет. Но разве мы расчетливее будем? Нам надо драться — драться мы пойдем! Но снова мы о возрасте забудем, Когда сойдемся вместе за столом. Ах, «Бригантина», Наша «Бригантина», Ты столько лет Плывешь за нами вслед! И нам плевать, Что мы давно в сединах И что в помине флибустьеров нет.

В СОРОК ЛЕТ

А я совсем не верю в сказку, Что в сорок — все перекипит. И в сорок лет бросает в краску, И разъедает кожу стыд. И в сорок лет, как будто мальчик, О той тоскуешь по ночам, Что без тебя на взгорье плачет, Рассыпав ветры по плечам. И в сорок лет приходит трепет, Когда в пылающий восход С крутой волны взмывает лебедь И за собой тебя зовет. И

вслед — несут стальные птицы, Мотая дали на винты. И сердцу надо б возвратиться, Но сердце просит высоты!

ДУДОЧКА

По двору ходит дурочка, В руках у дурочки Дудочка, Воткнет ее в землю, Сидит: — А вдруг земля задудит? Лицо у дурочки круглое И вечно раскрытый рот. Мальчишки кричат ей: — Пугало! Мальчишки такой народ. Другие всегда с подружками, Но кто подружится с ней? Уводят мамы испуганно Подальше своих детей. Она подбегает — тонкая, А я опускаю взгляд, Как будто перед девчонкою В чем-нибудь виноват. Как будто я был тем доктором, Который не смог спасти Эту, с губами мокрыми, Девочку лет шести. По двору ходит дурочка, Сердитый у дурочки вид,— В руках у дурочки дудочка, А дудочка — не дудит!

«Мы можем всё…»

Мы можем всё — Ведь мы с тобой мужчины, Мы можем всё: не спать четыре дня, И, гибнущих друзей взвалив на спины, Их выносить из дыма и огня. Мы можем всё: не думать о достатке, И в чертежи зарыться, как кроты. И отбивать нелепые нападки, И спорить о своем до хрипоты. Мы можем всё: вскочить на катер тряский, Пробиться через полюсы зимы… Мы можем всё… Но вот без женской ласки, Без женской ласки, нет, не можем мы. Пусть даже нас притворщицы встречают, Но мы должны услышать: «Мой родной!..» Ну а потом… Пускай шторма качают И бьют с размаху глыбистой волной.

«Ты почти перестала сниться…»

Ты почти перестала сниться, Нет тебя среди снежных снов. Расстояний больших боится Угасающая любовь. И не вьюга ее остудит, А улыбки женщин чужих. Неужели меня разбудит Дуновенье губ не твоих? Снова кто-то стоит у окошка, Снова слышу чужой разговор. Но тоску я в любовь подброшу, Словно хворост в сникший костер. Чтоб тебя таежной зарницей Озарить среди снежных снов. Расстояний больших боится Угасающая любовь.

«Все на ходу…»

Все на ходу: Признанья И ласки на ходу. Люби по расписанью, Люби, а то уйду. Трамваи, Магазины, Нам не хватает дня. Порою темно-синей Опять же беготня. — Ритм века! — утешаешь, — Ну, все так, — говоришь. Свиданья назначаешь, Куда ж опять бежишь? Все на ходу: Признанья И ласки на ходу. Да будут ли свиданья В двухтысячном году?

«Дай мне руки…»

Дай мне руки, дай губы, дай мысли заветные, Ничего от меня не таи. Я хочу, чтоб утрами, как дали рассветные, Мне глаза открывались твои. Я хочу в круговерти твоей ежедневности Быть хотя бы по часу вдвоем. Я хочу, чтоб цепная реакция нежности Начиналась бы в сердце твоем. Пусть взрывается нежность, Ломает сомнения И сближает округлости плеч! Я хочу продолжения, Нет, повторения, Помнишь, тех, Самых первых Улыбчивых встреч!

«Жизнь бурлит океаном…»

Жизнь бурлит океаном, И в жизни случается — Чье-то сердце, Как порт, Принимает меня. Но уже через день Горизонт закачается, Отступая и ширясь, Зовя и маня. И опять Я смотрю — Маяки зажигаются У другой незнакомой Судьбины — земли… Только есть Порт прописки, К нему возвращаются Все равно Отовсюду Его корабли. Никакими ветрами, Тайфунными путами Их нельзя повернуть, Их нельзя удержать. Так приписан и я. И любыми маршрутами Возвращаюсь к тебе я Опять и опять.