Рябиновый дождь

Петкявичюс Витаутас

— А ты тут при чем?

— Грасите, мы у них ночевали.

— Ну и что? Переночевали, уехали. — Она еще сильнее встревожилась.

— Только не бойтесь, он парень порядочный, — Стасис подскочил к Грасе и стал гладить рукав ее платья. — Это я виноват. Он из-за меня чуть не убился, ногу вывихнул, поэтому и заночевал.

— Какую ногу? — кончилось терпение и у Грасе.

— Эту самую, на которую и теперь наступить не может, а моя как ушла вслед за ним, так и не вернулась. Как в воду, понимаете?

Грасе едва успела поставить

поднос на стол. Ноги у нее подкосились. Она плюхнулась на стул и машинально поправила прическу. Опустив голову, тихо, но довольно строго сказала:

— Саулюс, ты можешь мне по-человечески объяснить, что все это значит?

— Ты у него спроси, — наконец не выдержал Саулюс. — Я у них ночевал, они переругались, передрались, а теперь черт знает чего ищут.

— Из-за тебя переругались? — В глазах у жены засверкали слезы.

— Ну знаешь! Я же за дверью не подслушивал — из-за чего. Может, из-за меня, может, из-за тебя, может, из-за борща… Говорю: ты у него спроси.

— Вы оба что-то скрываете от меня, — Грасе смотрела то на одного, то на другого, а с ее лица вместе с краской исчезло и доверие.

— Скрываю, если тебе так нравится, любовницу в приюте для престарелых себе завел, — ничего другого не смог сказать Саулюс.

— Только вы, уважаемая, ничего худого не думайте. — От старания гость даже вспотел. — Ваш муж — порядочный человек. Я не поэтому. Я могу лежать как собака возле ее постели даже тогда, когда она с другим… Я ей за все наперед простил, и больше разговаривать об этом нечего…

Грасе побледнела. Она смотрела на мужа укоризненным взглядом и, собрав всю волю, старалась не мигать, а Саулюс бесился:

— Слушай, Стасис, или ты ей по-человечески объясни, что я тут ни при чем, или ты у меня вылетишь через окно вместе с рамой.

— Я же говорю: вы мужчина порядочный, — гость удивился, что здесь никто не понимает его, — а все остальное — это про себя. Как тут выразиться?.. Только ради общего порядка.

— Как знаете, — совсем подавленная, Грасе встала и, хлопнув дверью, закрылась в другой комнате.

— Вот видишь, скотина, что ты наделал? — прошипел Саулюс, не в силах избавиться от чувства вины, преследующего его с того мгновения, когда, жуя сухой хлеб, он тайком наблюдал за купающейся Бируте. Саулюс хотел схватить непрошеного гостя за шиворот, но сдержался, только вытер ладони о полы пиджака и заложил чесавшиеся руки за спину. — Видишь, какой ты! Свою ищешь, а чужую из дома гонишь, — говорил нарочито громко, чтобы жена за стенкой услышала.

— Когда свою ищешь, чужую не обидишь, но если чужую пожелаешь, то и свою можешь потерять, — поправил его Стасис и тут же утешил: — А перед твоей я извинюсь, ты не волнуйся. Я все сделаю, только ты посоветуй, как мне дальше жить?

— В милицию ходил? — прервал неприятный разговор хозяин.

— Ходил. Все кусты вместе с участковым обшарили, по всему берегу озера прошли — и ничего, как в воду. Не знаю, если она не найдется, то и я жить не буду.

—

Будешь. Такие, как ты, от жалости не умирают, — снова начал злиться Саулюс. — А честных людей никаким бедам не сломить. Скажи, чем могу тебе помочь?

— Ладно, давай не будем спорить. Если она тебя еще хоть немного интересует…

— Кончай эту ерунду!

— Ну, если ты по-человечески, посоветуй, где ее искать?

Вспомнив, что шефа не было на работе, Саулюс подошел к телефону, поколебался и потом решительно набрал номер, убежденный, что на том конце провода никто не поднимет трубку. Но он ошибся.

Моцкус листал Герцена и, наткнувшись на мысль писателя, что мало кто из людей способен одновременно одолеть три вещи — работу, порядок и свое величие, — стал спорить: «Нет, тут слишком строго сказано. Следовало бы как-то иначе… Невозможно выдержать сразу три испытания, человек не в силах справиться с этими тремя испытаниями… Кроме того, и время уже не то…»

Телефонный звонок оборвал его мысли. Он подошел и снял трубку.

— Это квартира Моцкуса? — раздался голос Саулюса.

— Я слушаю. Что случилось?

— Простите, что я не вовремя и что вмешиваюсь не в свое дело. Вы Бируте случайно не видели?

Моцкус молчал.

— Вы меня слышите?

— Слышу. Что случилось?

— У меня в гостях ее муж. Говорит, что уже целую неделю ее нет.

— Скажи этой мрази, что Бируте давно следовало так сделать. Давно! Но на сей раз я ни при чем. Не видел. Не была. Она со мной не разговаривает. Все или еще чего надо?

— Мне-то ничего, — растерялся Саулюс, — но с ним что делать?

— Врежь пониже спины и спусти с лестницы, — Моцкус бросил трубку и снова взялся за Герцена, но взгляд только скользил по тексту, а содержание никак не доходило до сознания. Ему сильно не понравилось то, что Саулюс вмешивается в его дела, но и сердиться было не за что.

Моцкус любил Саулюса. Однажды, проходя по ведомственному гаражу, он увидел юношу в солдатской гимнастерке. Удивленный остановился и разинул рот: перед ним стоял… он сам, только куда моложе, подтянутый, словом, совсем такой, каким был Моцкус тридцать лет назад. Это впечатление оказалось настолько сильным и неожиданным, что он забыл ответить на приветствие и неудачно спросил:

— Фамилия?

— Бутвилас… Но, доктор, моя машина на ремонте…

— Я не понимаю, почему вы оправдываетесь? — ответ парня тоже удивил Моцкуса.

— Вы спрашиваете фамилию…

— Но я не собираюсь наказывать вас… — То и дело оборачиваясь и не в силах скрыть удивления, Моцкус пошел своей дорогой.

Детей у Моцкуса не было, но встреча с парнем вызвала у него множество воспоминаний. Вернувшись домой, он долго рассматривал фотографии своей юности и все сильнее хмурился, первое впечатление оказалось не совсем верным. Но на кого он похож? — может, с неделю ломал голову, боясь опередить события, и наконец, не вытерпев, вызвал парня и спросил: