Рябиновый мед. Августина
Шрифт:
— А как же? — Вокруг глаз отца легли веером лучи морщин. — Люблю и жалею. Он вернется к вере, душа-то у него живая, у Ваньки. Только — сам. Мне его дорогу не пройти. Мне бы, сынок, свою достойно доковылять.
И отец засмеялся знакомым озорным смехом. У Алексея защемило сердце.
— Папа, а как ты смотришь на то, что я… На мою нынешнюю службу?
Отец смотрел на него все тем же лучистым взглядом и будто бы не понимал вопроса.
— Я ведь чувствую, что Митька осуждает меня. Он сегодня за столом все это для
— В любой должности, в любом жизненном положении, сынок, человек имеет возможность оставаться человеком. Таким, каким его задумал Бог.
— Да, согласен. Но бывают такие ситуации, папа, ну совсем уж каверзные.
— А вот тогда и выбирай, кому ты хочешь больше понравиться — людям или Богу.
Пока отец с сыном беседовали в кабинете, Ася с Машей сидели на крыльце — рядышком, как когда-то в детстве. Они снова присматривались друг к другу.
— Ты изменилась, — задумчиво сказала Маша.
— В чем же?
— Время тебя как бы подсушило. Все стало острее — нос, подбородок, линия рук.
— А ты, напротив, приобрела плавность. Стала более степенной, более спокойной, что ли.
— Соня нашла, что я становлюсь похожей на маму.
— Да, наверное.
— Ася, а как здоровье Алексея? Его теперь совсем уволили из армии?
— Надеюсь, что совсем. Ранение было опасное, Артем говорит, что нужна спокойная работа. А где же ее найти? Теперь он поедет обследоваться в военный госпиталь, а там решат.
— Ничего, дома и стены помогают. Даст Бог, образуется.
Ася с Алексеем сняли комнату недалеко от торговых рядов. Алексей лег на обследование в госпиталь в Ярославле. Ася вила новое гнездо.
В их распоряжении была просторная комната с печкой и веранда. Ася с воодушевлением принялась намывать окна и двери, стирать занавески. К приезду Алексея должно все сиять и благоухать.
На стол легла собственноручно вышитая скатерть, на кушетку — подаренное Зульфией восточное покрывало. Достала из чемодана бронзовый кумган и подсвечник. Ну вот, маленькая гостиная готова.
Притащила от хозяйки ворох газет на растопку плиты. Сложила было на тумбочке, да наткнулась на заголовок: «Не дать кулаку сорвать сев».
Перевернула листок, названия попались еще более решительные: «Кулацких саботажников — к ответственности!», «Антипасхальная кампания началась».
Это была новая газета «Северный колхозник». Ася начала читать статью.
«Биться за высокий урожай льна нужно начинать еще до подготовки к весенне-посевной кампании. Враг не дремлет».
После первых же строк расхотелось читать. Убрала газеты. Вдруг возникло ощущение, что после долгого отсутствия она вернулась совершенно в другое место. Или же ее кто-то разыгрывает. Не думать об этом, быть подальше от этого всего. Ася убрала газеты за плиту, в самый угол.
Хозяйка выделила постояльцам несколько грядок
Алексей вернулся из госпиталя радостный — из армии совсем не уволили, оставили служить в Любиме.
— Здесь хоть и маленькая воинская часть, но все же — армия. Не хочется мне на гражданку, понимаешь?
— Не понимаю. И все же я рада, поскольку ты рад. Пойдем же, я покажу тебе грядки.
Они изо всех сил пытались устроить свой личный маленький мир, который был бы защищен от внешнего — несовершенного, нелепого и неустойчивого.
Но было ли это возможно?
После теплой среднеазиатской зимы северные вьюги и трескучие морозы оказались для них настоящим испытанием. Именно в один из таких трескучих морозных дней в начале 1930-го Ася родила мальчика, которого Вознесенский назвал в честь своего бывшего командира Щедрина Владиславом.
Алексей, приходя со службы, склонялся над колыбелью и подолгу вглядывался в мимические упражнения малыша.
— Смотри, как брови сводит! — восхищался он. — С характером! А палец как хватает! Сила-то!
Уход за долгожданным поздним ребенком не составлял для Аси особых трудностей. А вот здоровье мужа заставляло тревожиться. Однажды Алексей убирал снег со двора. Большая снеговая лопата цепляла ровный квадрат хлопково-белого снега и — наверх, к забору, в огород. Думая, что его никто не видит, Алексей все чаще останавливался, дышал в варежку. И вдруг он закашлялся и сплюнул в снег. Ася заметила сквозь разрисованное морозом окно, что на снегу образовалось красное пятно. Когда вышла во двор, пятно было уже засыпано свежим снегом.
Прочитав в глазах жены вопрос, Алексей отставил лопату в сторону и сказал:
— Весной, Аська, пойдем с тобой на токовище. Покажу тебе, как косачи токуют. Видела хоть раз?
Это было в его манере — увести внимание, перейти на посторонние предметы. Но Ася согласилась. И Алексей не забыл это свое обещание. И весной, рано утром, по насту, они отправились к станции железной дороги. Бормотание косачей было слышно уже у крайних, ближайших к станции домов.
Вдруг Алексей остановился и сделал знак Асе. Остановилась и она. Вдалеке раздалось щелканье.
Глухари токовали на опушке. Алексей взял Асю за руку и повел. Они остановились у линии. От солнечных лучей искрился снег, блестело и переливалось на солнце оперение быстро двигающихся птиц с распушенными крыльями. Лились песни, неожиданно прерываемые чуфыканьем. Супруги завороженно смотрели на весенний птичий праздник, на этот ритуал, дошедший из глубины веков. Ася вдруг ощутила приближающуюся весну, новую весну, которая, как обычно, сулила обновление, перемены и счастье. Все будет хорошо, подумала она. Ничего не может случиться плохого, когда сама природа являет миру такое торжество.