Рябиновый мед. Августина
Шрифт:
И все же именно весной 1930-го произошла та череда событий, которая сильно поколебала ее уверенность.
Стоял конец апреля. Снег в огороде сошел, ожидали Первомая, чтобы после праздников перекопать участок и начать посадку. Ася убирала с огорода прошлогодние листья и старые ветки, когда хозяйка, тетя Катя, вернулась с базара и принесла новость:
— Круглова Данилу Фролыча арестовали. Ася бросила грабли и уставилась на хозяйку. Та молчком просеменила в дом, Ася — за ней.
— Говорят, с властями поскандалил из-за огорода.
— Из-за огорода?
— Ну да. А больше-то у него ничего не осталось.
Хозяйка не ошиблась. Как Ася потом узнала, сыр-бор разгорелся именно из-за передела земель. Местные власти решили извлечь из многолетнего пользования огородные земли семьи Кругловых. Взамен предложили непригодный для земледелия, запескованный участок — неудобицу.
Вслед за постановлением Кругловым прислали землемера с бумагой.
Землемер, побаиваясь Круглова, пришел не один, с комсомольцем.
— Чего надо? — вышел на крыльцо хмурый Данила Фролович.
— Вот бумага. Оплатите, пожалуйста. — Землемер положил на стол квитанцию.
— Чего?! — рявкнул хозяин, заглядывая в бумагу. Невзирая на солидный возраст, Данила Фролович читал без очков и сразу уразумел, что в бумаге рассчитана работа землемера как по новому, непригодному участку, так и по утраченному полю. — Ты что это мне за Филькину грамоту принес? Землю, удобренную, моими руками взлелеянную, отняли, да чтобы я еще и платил за это?! А пошли бы вы…
— Я человек маленький, — примирительно оправдывался землемер, оглядываясь на комсомольца. — Мне как велели…
— Ты, может, и маленький, да я — большой! Не позволю измываться! Вы меня задушить надумали, десяток лет уж душите, кровопийцы! Так вам еще за это заплати?
И под причитания тетки Варвары Данила Фролович спустил землемера с крыльца, а в комсомольца, охваченного праведным гневом, запустил табуреткой.
Активисты живо удалялись по улице, разгоняя копошащихся в пыли немногочисленных кур. Им вслед со двора Кругловых летела складная матерщина.
На другой день, а вернее, ночью из города на пролетке прибыли два человека в милицейской форме, устроили, как полагается, обыск, а затем увезли хмурого и молчаливого Данилу Фроловича с собой.
Обо всем этом Ася узнала, навестив вместе с Машей мать Сони. Большая семья Кругловых приводила в порядок дом, ликвидируя последствия обыска. Снохи прибирались в горнице, старшие сыновья копошились во дворе, который был совершенно пуст. Ни коров в коровнике, ни лошадей в конюшне, ни даже кур в курятнике. Только собака, чувствуя себя в чем-то виноватой, поджимая хвост, выглядывала из будки.
Тетка Варвара сидела на кухонной табуретке и смотрела в окно. Она словно бы и не замечала гостей, не слышала вопросов. Горе оглушило ее. О случившемся подругам рассказал Кирьян.
Он еще пытался шутить и сказал:
— Сонька все же у нас самая хитрая оказалась. Повезло ей. А нам теперь на песчанике арбузы выращивать, без бати…
Но прогнозы оптимиста Кирьки не сбылись. Не пришлось Кругловым выращивать арбузы. В середине мая в осиротевший кругловский дом явилась комиссия с постановлением о высылке. Постановление официально зачитали хмурому семейству, и тетка Варвара поняла одно — не расстреляли мужа-то, выселяют в Сибирь! И она все пыталась расспросить сыновей —
Кожаный ходил по горнице, брал вещи и диктовал:
— Карманные часы — две штуки, сапоги — три пары, шаровары — три штуки, перина пуховая — три штуки.
— А где Данила-то? — все спрашивала тетка Варвара. — Куда ехать-то к нему?
На втором этаже орал ребенок. Трое братьев Кругловых, скрестив руки на груди, молча наблюдали, как чужие люди хозяйничают в их родовом гнезде.
— Носовые платки — четыре штуки, шпулек ниток — двадцать три штуки, подтяжки, шуба одна.
Члены комиссии принесли из кухни короб с перловкой.
— Крупу записывать? — спросил Никифор.
— Продукты отдельно, — бросил Кожаный и диктовал дальше: — Рубашки мужские — две штуки, клеенка, накидка…
К вечеру семье было разрешено взять с собой испеченный хлеб и покинуть дом в том, во что они были одеты. Семья шла по улице, а в домах, стоящих порядком вдоль дороги, осторожно задергивались занавески. Приютить раскулаченных никто не решался.
Кругловы не знали, куда идти и что делать. Тетка Варвара молчала. Снохи было подумали — не онемела ли свекровь от потрясения. Они шли по Красноармейской, бывшей Троицкой улице, к станции железной дороги. У церкви их поджидал отец Сергий.
— Данила Фролыч в местном остроге, — сказал он, приглашая Кругловых к себе, — я узнавал. Завтра мы придумаем, как быть, а теперь поздно, пожалуйте в дом.
Матушка Александра устраивала ночлег, а Маша весь вечер говорила ободряющие слова тетке Варваре. За ужином батюшка прочел «Отче наш», и когда все улеглись, он еще долго молился у себя в кабинете, но было уже не так страшно и не так безысходно. И тетка Варвара думала, что там, в Сибири, небось тоже люди и главное — они все вместе и Данила жив, а уж он не даст им пропасть, хоть в Сибири, хоть где. И под утро, под тихую молитву отца Сергия, тетка Варвара наконец уснула, совсем успокоенная.
Но это событие стало лишь первым в цепи.
Кругловы уехали, и в городе уже перестали обсуждать случившееся, когда Маша прибежала к Асе со свежим номером «Северного колхозника» в руках.
— Читай.
Статья, обведенная химическим карандашом, называлась «Осиное гнездо».
Ася еще не успела прочесть начала, когда зрение выхватило из текста знакомое название — Рябинина пустынь.
Ася села к столу и стала читать:
«Благодаря бдительности активистов райкома вскрыто и обезврежено еще одно осиное гнездо. Под видом женской сельхозкоммуны длительное время успешно скрывался подпольный монастырь. Председатель сообщества, Антонина Угодина, вела тайную религиозную пропаганду и на церковные праздники неизменно приглашала в артель служителей культа. Характерно, что под свои собрания псевдокоммунарки приспособили церковь бывшего Ильинского монастыря. Эту язву контрреволюции удалось вовремя вскрыть и обезвредить. Члены вражеского сообщества арестованы».