Рядом с молниями
Шрифт:
Смирнов встал, посмотрел прямо в глаза маршалу, ответил:
— Мы ничего не скрывали, работая над графиком. Привлекли к этому лучшие инженерные силы. Не доложили раньше потому, что считали: сначала надо сделать, а уж потом докладывать. А если практическая проработка показала, что это только теория, как тогда нас можно было бы назвать?
— Вы знаете, товарищ подполковник, — перебив его, сказал один из членов Военного совета, — что у нас существуют полигоны, где сосредоточены научные силы Ракетных войск? Можно было послать туда ваши предложения?
— У
Задавший Смирнову вопрос молодой член Военного совета вскочил с места:
— А если бы погибли люди?! — Он посмотрел в блокнот. — Трое ранено, а могло быть и хуже. И ракету загубили. Вот о чем надо думать.
Встал генерал-полковник Ефимов.
— Мне кажется, что нам нельзя обвинять товарищей за смелость, у них все научно обосновано. Я был в части, видел, с каким энтузиазмом, творчески все работают. Много десятков лет я в армии, но такого не припомню. А ругать их надо за то, что не все предусмотрели. Действительно, могли быть жертвы. Но сейчас не война... Вы, командиры, должны это понять.
— Ракету жалко, — неожиданно и словно лишь самому себе произнес Василевский, но его услышали все.
— Он жалеет ракету... А людей вы не жалеете? — повысил голос ранее выступавший генерал.
— Успокойтесь, Кондрат Михайлович, — остановил его Ефимов. — Мы знаем, что вы болеете за людей. Но прав и полковник Василевский. А то, что они провели практические занятия с заправкой, не доложив нам, — это их ошибка, и за нее надо честно отвечать. Так кто же был инициатором? Кому держать ответ первому?
— Мне, — опережая всех, поднялся Климов.
— Но вас не было в это время! И мне известно, что вы советовали подождать с экспериментом, — сказал маршал.
— Все равно, мы провели бы эти практические комплексные занятия. Я хотел, чтобы они прошли при мне. Но мои заместители проделали все сами. Я их поддерживаю. Я командир и отвечаю за все, что происходит при мне или без меня.
Члены Военного совета переглянулись.
Маршал смотрел на Климова строго, но без гнева.
— Да, — произнес он, — такое не часто услышишь. А вы не боитесь, товарищ Климов, что мы можем ваше заявление истолковать как вызов, браваду и, наконец, высокомерие?
Снова в зале заседания наступила тишина, все ждали, что ответит Климов.
— Пока я командир части, я полностью отвечаю за ее состояние. — Климов спокойно смотрел на маршала.
— А что вы скажете, товарищ Смирнов?
— За все, что случилось, в ответе я как начальник политотдела. Когда обсуждали вопрос о готовности, я настоял не тянуть с проведением эксперимента...
Поднялся из-за стола и Василевский, встал рядом со Смирновым.
— Мы с начальником политотдела все подготовили, нас и наказывайте. Больше всех — меня. Я технический руководитель. Начальник политотдела поверил нам, инженерам, поддержал.
— Вы что, сговорились? — возмутился маршал. — Что вы
Маршал замолчал, затем обратился к генерал-полковнику Ефимову:
— Что это с ними, Павел Иванович? Или они действительно верят в свою правоту, или защищаются?
— Надо разрешить им довести дело до конца, — ответил Ефимов.
Заседание закончилось. Маршал задержал у себя Климова, Смирнова и Василевского и двух генералов, ответственных за вооружение и работу полигонов.
— Необходимо вам, — он кивнул генералам, — и вам, товарищ Василевский, немедленно вылететь на полигон к генералу Вознюку. Возьмите все расчеты по временному графику. Тщательно его проработайте. Когда будет ясно, что можно проводить практическую работу, вызывайте на полигон подразделение лейтенанта Федченко. Оно подготовлено и, кроме того, это его замысел, ему и доводить его до конца. — Маршал помолчал. — Я требую, чтобы вы, товарищи, поняли, что поездка на полигон — важнейшая боевая задача.
Все поднялись. Маршал подошел к Климову, взял его за руку:
— Владимир Александрович, я очень рад, что ты прибыл на Военный совет и вел себя достойно, не прятался за спины подчиненных. Будет все готово, вместе полетим на полигон. А теперь идите.
В вестибюле их остановил адъютант члена Военного совета.
— Товарищ полковник, — обратился он к Климову, — вам билеты в театр, для вас и подполковника Смирнова. Генерал-полковник просил, чтобы вы обязательно сходили.
— Ну что ж: приказ начальника не обсуждается, — рассмеялся Климов. — Надо ехать в гостиницу, времени мало.
— Да-а, остается позавидовать вам, — вздохнул Василевский. — Не помню, когда в последний раз был в театре.
— Не огорчайся, — улыбнулся Климов. — Следующий раз — твой.
Они крепко пожали друг другу руки. Василевский направился за документами: через два часа ему предстояло вылететь на полигон. А Климов и Смирнов поехали в гостиницу.
До начала спектакля оставалось полчаса. Они шли через сквер к театру, разглядывая гуляющую публику, ребятишек, толпившихся у лотка с мороженым.
— А знаете, кого вспомнил, увидев этих птенцов? — живо сказал Смирнов. — Того мальчишку, которого зимой спасли.
— Интересно! — Удивился Климов. — Тот, из детского дома?
— Он самый. Стоит и тоже мороженое ест и улыбается. «Здравствуйте, дядя Миша», — говорит. Я его спрашиваю: «Откуда ты меня знаешь?» — «Я ему сказала об этом, Михаил Иванович». Оборачиваюсь — и на тебе — Наталья Васильевна. «Гуляли мы с Гришей, — говорит, — видим — ваша машина, думаем, может, подвезете». А сама улыбается. Поговорили мы немного, сначала к детскому дому завернули, а потом Наталью Васильевну до обсерватории...