Рядом с тобой

Винк Таня

А какие страсти могла видеть девочка, выросшая в селах, окруженных лесом? Под Ровно у них была страстная соседка Ядвига. Все говорили, что ее страсть сводит мужчин с ума и они пропадают. Поэтому когда к ее калитке подходил мужчина, дети кричали: «Не ходи! Пропадешь!» Мужики не слушали и пропадали, это точно. Сколько раз дети сидели допоздна в ожидании вошедшего смельчака, но он так и не выходил. Бывало, к воротам приходила женщина и звала мужика, а потом садилась под забором и тихонько выла. Некоторые громко плакали, их было жалко, а некоторые ругались плохими словами, подбирали камешки и бросали Ядвиге в окна. Если стекла разбивались, а такое частенько случалось, Ядя выскакивала в переулок и начиналась жуткая драка, после которой на земле

оставались бурые пятна крови, и ветер еще долго гонял от забора к забору пряди длинных волос. Мужчина не выходил и не защищал Ядю, и маленькая Галя была уверена, что он уже пропал или сошел с ума. Еще у них был бешеный сосед, он напивался, хватал топор и бежал за женой. Сколько раз селяне видели, как она на одном дыхании перемахивает через высокий забор! А самое интересное – наутро эти муж и жена шли на работу вместе, разговаривали и смеялись. Будто не было ссоры, не было обидных слов, не было топора.

Про такую любовь, как у мамы и папы, говорить неинтересно – они не ссорятся, значит, их любовь не страстная. Они вечно обнимаются, шепчутся и ведут себя как маленькие дети.

Галя запаслась терпением и дождалась: письмо пришло! Она схватила его и забилась в самый укромный угол сада, туда, где раньше росла бузина.

«Дорогая Галя, здравствуй! Пишет тебе твой друг Салман. Как твои дела? Как здоровье? Галя, я написал тебе четыре письма, а от тебя ничего не получил, это письмо пятое. Я не знаю, что случилось, тревожусь. Это письмо я сам отправлю – завтра поеду в город за покупками. Галя, почему ты не пишешь? Ты сердишься на меня? Напиши, почему ты сердишься? Я все время вспоминаю тебя, как мы гуляли, особенно вспоминаю кроликов с красными глазками – здесь кроликов нет.

…В этих местах скудная природа, мы работаем далеко от города, строим большой коровник. Читать нечего, и я много мечтаю. Мечтаю о том, что ты мой друг навсегда. Я очень надеюсь, что ты писала, просто письма потерялись. Как Юра? Передай ему от меня привет. Галя, я много думал и решил, что буду инженером-строителем. Интересно, есть ли в Минске институт по такой специальности? А вы с Юркой по-прежнему мечтаете стать историками? Вот хорошо, будем учиться в одном городе! Передай большой привет твоим уважаемым родителям. Пиши, я очень жду. Салман Бисаев».

И внизу странички: «Forever».

Через десять минут Галя сидела в автобусе, который курсирует между пищекомбинатом, где работает папа, и больницей. В автобус этот лучше не садиться, особенно в нарядной одежде и хорошей обуви – ноги оттопчут, одежду испачкают или даже порвут, потому что в этом автобусе возят все, что вздумается, даже козлика можно увидеть с рожками, замотанными в тряпку.

– Что, к отцу едешь? – спросила кондуктор.

– Да. – Галя протянула пять копеек.

– А чего с пустыми руками?

Галя растерянно посмотрела на руки, а потом на кондуктора.

– Надо было поесть прихватить! – упрекнула кондуктор. – Твой отец целыми днями работает, могла бы о нем подумать, не маленькая уже!

Поправив сумку с висящим на ней мотком билетов, кондуктор пошла вперед, на свое место.

– Папа обед с собой берет! – огрызнулась Галка и уставилась в окно.

– С его пенсией и зарплатой можно в ресторане каждый день обедать! – хмыкнула впереди какая-то тетка. – Хорошо ж его контузило!

Верно, пенсия у папы сто девяносто пять рублей, как три маминых зарплаты. Где бы они ни жили, он работал столяром и еще строил и чинил все, что просили, а просили часто, потому как руки у него золотые. Так что вместе с зарплатой и пенсией получалось прилично. Настолько прилично, что им открыто завидовали и язвили – мол, три раза об землю головой ударился, и государство на всю жизнь обеспечило, да еще и работать может. Неправда, папа не головой ударился, он с самолетом падал, после этого у него ноги мерзнут даже летом и бывают сильные головные боли, один раз был инсульт, вернее микроинсульт. После этого папа вдруг начал вспоминать прошлое в таких подробностях,

что Галя и Юрка слушали его с раскрытым ртом. У папы красивый почерк, и он любит писать письма. Написав, он дает Гале почитать, чтоб она проверила орфографию, и Галя удивляется, как вот так с ходу у него получается интересный рассказ. Над папой все смеялись, потому что он никогда не ел своего поросенка и не присутствовал при его убийстве. Пока поросенок рос, папа с ним разговаривал, обращался к нему по имени. Но без мяса в селе не проживешь, поэтому папа менялся мясом и колбасой с соседями – все это висело и лежало отдельно в кладовке. В Ровно у них был такой же сосед-чудак: он не ел своих кур. Яйца – это пожалуйста, а курицу – никогда. У его курочек тоже были имена, и когда какая-нибудь переставала нести яйца, он отдавал ее соседям, а те в обмен давали ему тушку своей курицы. В Березино еще завидовали тому, что папа, как и все работники пищекомбината, каждый день приносил с работы ведерко печенья, оно было как магазинное, только ломаное, некондиция, и трехлитровую банку лимонада. Папа делился всем этим с соседями, но они все равно завидовали. Лимонад из банки отличался от магазинного, он не так сильно щипал нос, и если Гале хотелось шипучего лимонада, она шла в магазин к тете Маше. Лимонад она любила, сколько себя помнила, и уже в четыре года сама его покупала. Вот так первый раз она взяла пустую бутылку и восемь копеек, купила, принесла домой, схватила стакан и попросила маму открыть бутылку. Мама открыла и ласково так говорит:

– Сначала предложи лимонад папе, потом мне, а уж потом себе нальешь.

Галка застыла, а мама и бровью не повела. На негнущихся ногах Галя пошла к папе, он в сарае хозяйничал.

– Папа, ты хочешь лимонада? – с трудом выдавила она.

Папа скривился, бросил рубанок и так замахал руками, что с верстака посыпалась стружка:

– Терпеть не могу!

Галя чуть не подпрыгнула от радости, но тут же огорчилась – мама точно будет пить. Мама налила полстакана и выпила. Стакан выпил Юрка, свалившийся как снег на голову. Галя с тоской смотрела на бутылку, когда мама сунула ей еще восемь копеек.

– Купи еще одну, поделишь ее с братом.

Трясясь на заднем сиденье автобуса, Галя с неприязнью смотрела на пассажиров и мечтала побыстрее выйти. Ей надо срочно показать письмо папе. И папа объяснит, почему ее письмо не дошло и почему четыре письма от Салмана куда-то пропали.

Петя отложил рубанок и посмотрел на часы – половина первого, пора обедать. В открытые настежь двери столярной мастерской он видел, как рабочие комбината потихоньку занимали места на солнышке, жмурясь, доставали «тормозки» и наливали чай в крышки термосов. Он развернул газету с бутербродами, наполнил горячим чаем эмалированную кружку, поднес бутерброд ко рту, но откусить не удалось – вид на двор заслонила широченная фигура.

– Приятного аппетита, – сказала Нина. – Войти можно?

– Заходи. – Петя положил бутерброд на газету.

Нина вошла и осмотрелась:

– Хорошо пахнет… Люблю запах стружки.

– Садись, угощайся. – Петя смахнул стружку с лавки и кивнул на бутерброды.

– Спасибо, я уже перекусила. – Она посмотрела на часы. – Меня на пять минут отпустили. – Села и сложила руки на животе.

– Ты по делу? – Петя прищурился и отхлебнул чай.

– Хочу заказать у тебя два маленьких креста моим девочкам. Старые сгнили. Время, неумолимое время. – Она расстроенно покачала головой.

Петя кивнул.

– Хорошо, сделаю. – Он задумался. – Дней десять надо, раньше никак, много работы.

– Десять так десять, – сказала Нина.

Повисла неловкая тишина.

– Это все? – Петя отхлебнул чаю и откусил бутерброд.

Нина громко всхлипнула и втянула голову в плечи.

– Что случилось?!

– Петенька… – Она прижала руки к груди. – Если б ты знал!..

Она снова всхлипнула.

– Что? Что я должен знать? – Он нахмурился.

– Я… Ох, Господи! Прости меня, дуру…