Рыбка по имени Зайка

Донцова Дарья

Я потряс головой. Женщина – следователь! Хотя чего странного, эмансипация в разгаре. Милые дамы таскают шпалы, летают в космос, служат в армии, отчего бы им не искоренять преступность? Нечему удивляться, я же сам работаю с Норой. Одно лишь непонятно.

– Откуда вы узнали мое имя?

Елена Ивановна хихикнула:

– Сами только что представились. Так едете?

– Уже в дороге, – ответил я, чувствуя себя круглым идиотом.

Глава 19

Столкни меня судьба с Еленой Ивановной где-нибудь на улице, я решил бы, что она работает в банке или служит менеджером в преуспевающей компании. Уж не знаю, по какой причине я считал, что женщина, выбивающая из преступников признание,

должна быть этакой мужеподобной особой: коротко стриженной и без всяких признаков декоративной косметики. Квадратные плечи, пятьдесят второй размер одежды, желтые от табака зубы, мешковатый костюм и грубый, сиплый голос.

Но сейчас передо мной сидела особа совершенно иного вида: маленькая, хрупкая дама в симпатичном, правда совершенно закрытом платье. Тотальная измятость одеяния говорила о его модности и высокой стоимости. Красивые волосы Елены Ивановны были стянуты в хвост, на лоб падала детская челка, из-под нее блестели умело подкрашенные глаза, да и все лицо было, похоже, покрыто ровным слоем пудры, а губы, хоть и имели естественный цвет, слишком блестели. В кабинете пахло ландышами, нежный аромат цветов окутывал посетителя с порога. Я машинально окинул взглядом стол: никаких вазочек с букетами или цветов в горшках, значит, это духи. Вот уж и предположить не мог, что в милиции могут работать подобные дамы.

– Проходите, – приветливо улыбнулась Соколова, – присаживайтесь.

Я опустился на жесткий стул. Потекла беседа. Сначала я изложил известные мне факты, причем сообщил абсолютную правду, в рассказе не было и капли лжи. Просто я сказал не всю, а только часть истины. Вкратце история звучала так. В общество «Милосердие», ответственным секретарем коего я имею честь быть, обратилась девушка по имени Надежда. Она просила оказать ей материальную помощь в связи с похоронами старшей сестры, заменившей Наде мать. Я побывал у нее дома, увидел, что просительница живет в крайне стесненных обстоятельствах, и как человек, имеющий право принимать решения, взял деньги из банка. Собственно говоря, это все. Ассигнации находятся при мне, но передать их я не смог, потому что Нади не оказалось дома, решил связаться с ней после ужина, стал заниматься своими делами, заехал в магазин, где торговали телевизорами…

Елена Ивановна спокойно выслушала меня, потом очаровательно улыбнулась.

– Спасибо за то, что решили потратить свое время. Увы, придется попросить вас задержаться еще на полчаса, надо соблюсти некоторые формальности. Подождите минут пять в коридоре, а я схожу за парой бумажек. В качестве средства от скуки могу дать журнал, правда, вам он может показаться, может, не совсем в тему, это женский глянец.

– Полистаю, – усмехнулся я, – другого все равно нет.

Устроив меня на ободранном диване в небольшом холле, Соколова ушла, я начал листать страницы. Издание было рассчитано не на юных девушек, желающих как можно быстрее выскочить замуж, а на солидных семейных дам, поэтому и статьи тут оказались соответствующие: «Свекровь: друг или враг», «Стоит ли рожать много детей», «Как украсить квартиру, не потратив всех денег», «Если муж завел любовницу». Особый интерес вызвал у меня раздел: «Читаем, слушаем, смотрим». Из книг журнал рекламировал историческую хронику «Кровавые войны восемнадцатого столетия» и «Неизлечимые болезни младенцев». Читательницам рекомендовали купить фильм «Печальный конец любви» неизвестного мне российского режиссера и кассету с концертом группы «Рок в каске». Немного странный набор для рядовой семейной женщины, хотя, с другой стороны, почему бы и нет?

Последние страницы издания изобиловали рецептами, кроссвордами и анекдотами. От скуки я прочитал коротенькие истории и ни разу не улыбнулся, совсем даже не смешно, некоторые пошлые, другие откровенно грубые. Правда, ключевое слово, призванное вызвать смех у добропорядочных дам, дочитавших журнал до конца, было стыдливо заменено на ряд точек, но ведь всем понятно, что имел в виду составитель колонки.

Я отнюдь не ханжа, грубое

слово не оскорбило нежную душу Ивана Павловича, просто мне стало грустно. Увы, современным журналистам лень напрягаться, вокруг так много по-настоящему смешных вещей, надо лишь открыть глаза и навострить уши. Один из моих приятелей рассказал на днях дивную историю. Его маленький сын упал и вывихнул ногу, пришлось везти пацаненка в травмопункт. Естественно, там была очередь. Чтобы побыстрей избавиться от пациентов, в кабинет к врачу страждущих запускали парами, привычно считая, что детям нечего стесняться. Пока один раздевается, другой общается с хирургом, затем его уводят либо на рентген, либо в процедурную. Когда разоблачившийся человечек подходит к «гиппократу», в кабинет вталкивают следующего ребенка. В общем, конвейер. В небольшой комнатенке, куда впихнули Илью с сыном, стоял потный старичок с мальчиком лет семи. Пенсионер был весь красный, время от времени тяжело вздыхал, нервно вытирал лицо огромным клетчатым платком и вздрагивал. Внук же выглядел спокойным и по виду здоровым, во всяком случае, никаких ран на нем не было видно. И вообще казалось, что это он привел занедужившего дедулю к врачу, а не наоборот.

Сначала доктор задал вопрос старику:

– Что случилось?

Дедушка не сумел дать ответ, из его рта вырывались лишь нечленораздельные звуки:

– Бр… др…. тык… дык…

Травматолог решил побеседовать с пострадавшей стороной.

– Голубчик, – обратился он к мальчонке, – скажи скорей, что тебя беспокоит?

– Меня ничего, – бодро воскликнул румянощекий внук, – а вот дедушка очень беспокоится. Я проглотил его часы.

Эта история может служить анекдотом, хотя в ней нет ни одного неприличного слова…

– Уж извините, – проговорила Елена Ивановна, быстрым шагом входя в холл, – что задержала вас.

– Ерунда, – галантно ответил я.

Мы вернулись в кабинет.

– Вот духота-то, – пробормотала Соколова и включила вентилятор.

– Никакого толку от него нет, – улыбнулся я, – лучше распахнуть окна.

– Они не открываются, – вздохнула дама, – вас не затруднит оставить тут свою подпись? Еще здесь и здесь.

– Бедная девочка, – завздыхал я, – что же с ней случилось?

Соколова грустно посмотрела на меня.

– Могу сказать лишь одно: она попала под трамвай.

– Ее убили? – подскочил я.

– Маловероятно. Зачем бы? Кому могла помешать девушка? Жила с сестрой и с отцом в коммуналке…

Я отбросил ручку.

– Это ошибка! Надя и Римма сироты. Их мама умерла, отец тоже, причем давно. Насколько я знаю, девочек воспитывал отчим, человек богатый, но жадный и малоприятный. После кончины супруги он выставил падчериц вон, в общую квартиру. Потом уж, не знаю каким образом, девушки переехали в Куркино, они жили в очень стесненных обстоятельствах.

Елена Ивановна побарабанила пальцами по столу.

– Никак не могу прокомментировать вашу речь, имею пока лишь общие данные. Надежда прописана в Москве постоянно, в Центральном округе, в комнате, вместе со своим отцом Петром Георгиевичем Победоносцевым, кандидатом наук, старшим научным сотрудником НИИ имени Бродкина и сестрой Риммой Победоносцевой.

– У девочек есть отец? – изумился я.

– У каждого человека, даже зачатого в пробирке, имеются родители, – отбила мяч Елена Ивановна, – ничего странного.

– Но девочки, похоже, жили одни!

– Всякое в жизни случается.

– Почему же сестры перебрались в Куркино?

Соколова поправила волосы.

– Квартиру приобрели.

– Деньги-то откуда?

Следователь пожала плечами.

– Отчего отца с собой не взяли? – не успокаивался я.

– Ну уж это не ко мне вопрос.

– Не странно ли, – бубнил я, – Надя прописана в центре, а обитает на окраине.

– Ничего удивительного. Фактическое местожительство и адрес по прописке очень часто не совпадают. Спасибо, Иван Павлович, ваши данные я записала, если понадобитесь, позвоню, – вежливо, но решительно закончила разговор Елена Ивановна.