Рыбкин зонтик
Шрифт:
Когда я сослалась на Федора, капитан заметно оживился и пригласил меня присесть.
— Ну что тебе сказать, — начал он по-свойски, — авария самая типичная. То есть, конечно, плохо, но на этом месте многие бьются. Вот смотри, — он начал чертить на листке бумаги, — вот тут дорога заворачивает, вот тут — указатель на Зайцево, там внизу — овраг, вот тут заграждение. Если ночью лететь не разбирая дороги, запросто можно врезаться в ограждение. А эта «Шкода», видимо, на очень большой скорости шла. Ну и… с размаху сломала ограждение и сверзилась в овраг.
Первой моей
— Ты не перебивай. Слушай дальше, — строго сказал он. — Значит, машина сверзилась и, надо полагать, загорелась. Но поскольку до этого неделю сильные дожди шли, то на дне оврага болотце такое образовалось, то есть воды много. И потерпевший чудом сумел выбраться из машины и в это болотце упал. То есть если бы не дожди… А так он огонь сбил. И машина не взорвалась.
— Все равно обгорел сильно… — всхлипнула я.
— Не реви, — все так же строго сказал капитан, — поздно теперь реветь.
— Если бы я с ним рядом сидела…
— Если бы ты с ним рядом сидела, тебе бы уж на том свете ангелы псалмы пели! — сообщил капитан. — Машина упала на правый бок, так что от пассажира бы одно мокрое место осталось. Так что радуйся, что бог тебя уберег. А если ты думаешь, что заставила бы его ехать потише, то не надейся: я сам на место выезжал, и сразу по горячим следам поглядели мы тормоза. Так я тебе скажу, что с такими тормозами не то что на крутом повороте, а и на ровном месте вовремя не остановишься. Тормозные колодки на фиг стерты, и жидкости тормозной нисколько нету! Нельзя же все-таки машину до такой степени запускать! Сами надеются на авось, а потом удивляются, когда в аварию влетают!
Я пыталась вклиниться в горячий монолог капитана Сарычева, но тщетно. В это время зазвонил телефон, капитан снял трубку, и лицо его сразу же приобрело мрачное выражение. Он послушал немного и заторопился.
— Авария на семнадцатом километре, — ворчливо сказал он, — тоже чудак какой-нибудь небось тормозные колодки вовремя не поменял.
Я поняла, что делать мне в кабинете капитана больше нечего, и ушла. На улице было жарко. Я не спеша добрела до ближайшего скверика и примостилась на скамеечке с бутылкой минеральной воды, которую девушка из ларька любезно вытащила из холодильника, заметив мое измученное лицо.
После холодной воды стало легче. Мысли приобрели не то чтобы четкость, а более-менее упорядочились и не бегали теперь в голове, как жучки-водомерки на поверхности пруда.
Капитан Сарычев сообщил мне удивительные, просто вопиющие вещи. Как будто речь шла о другом человеке, а не о Романе, с которым я прожила почти год и которого знала, как я думаю, достаточно хорошо.
Прежде всего Роман был очень аккуратен во всем. Так же педантичен и пунктуален он был в делах. Причем это касалось не только работы. Дома на столе у него лежал такой же ежедневник, как и на работе, и он записывал
И последнее: Роман очень трепетно относился к своей машине. Он ничего для нее не жалел: заливал в мотор самое лучшее американское масло, все детали покупал только в фирменных магазинах, всякие рынки и развалы обегал стороной, также выбирал лучшие стеклоочистители и что там еще бывает… О техосмотре я ничего не говорю: Роман проходил его регулярно. То есть это я так думаю, сама-то я с ним туда не ездила. Но машина платила Роману такой же любовью и ездила отлично.
Как я уже говорила, водил Роман очень аккуратно, за рулем не брал в рот ни капли спиртного. Как же могло случиться, что он летел ночью, не разбирая дороги, и не смог вписаться в поворот? Я не могла поверить, как будто речь шла совершенно о другом человеке.
Ну хорошо, допустим, странности в его поведении я заметила еще тогда, на вечеринке у Федора. Роман, конечно, бывал крут, если его рассердить, мог накричать на меня, но дальше этого дело никогда не шло. Тут же он завелся совершенно на пустом месте, да так, что даже ударил меня… Я, конечно, тоже вышла из себя. Но есть вещи, которые я вытерпеть не в состоянии, и рукоприкладство — одна из них. Но он начал первый, то есть я хочу сказать, что, насколько я могу вспомнить, он был очень недоволен не только моим общением с Димкой Куликовым… В общем, я совсем запуталась.
Но даже если предположить, что Роман был зол и расстроен до такой степени, что изменил своим принципам и вел машину неосторожно, то что могло случиться с тормозными колодками? И куда делась тормозная жидкость? Нарочно он ее слил, что ли? Вот уж в это я никогда не поверю!
Я поглядела на часы и поднялась со скамейки. Пришло время идти в больницу. Моя знакомая сестричка Оля дежурит с трех, она пустит меня поглядеть на Романа.
Я купила в ближайшем магазине коробку пирожных, чтобы девочкам было с чем выпить чаю, и спустилась в метро.
Еще издали, подходя к палате реанимации, я услышала звуки самого настоящего скандала.
В коридоре перед самым входом в палату доктор Сергей Михайлович, прежде такой сдержанный и воспитанный, истошно орал на мою знакомую медсестру Оленьку.
— Ты хоть понимаешь, что он запросто мог умереть? Если бы я не вошел в палату и не заметил, что стимулятор выключен…
— Сергей Михайлович, да послушайте меня, ради бога! — пыталась перекричать хирурга Оленька, на глазах у которой блестели слезы. — Вы мне слова не даете сказать!
— Да что тебя слушать! — еще больше расходился врач. — Тебя гнать из больницы надо! Такая безответственность только в кондитерском магазине простительна! Если ты покупателю вместо эклера положишь буше, ничего не случится, а реаниматор не имеет права на ошибку, как минер! Ты понимаешь, что от тебя зависит человеческая жизнь?
— Сергей Михайлович, — безуспешно пыталась прервать его Оля, — да разве я когда-нибудь…
— Раньше за тобой такого не замечал! Но достаточно одной такой ошибки, чтобы полностью потерять доверие!