Рыболовы

Лейкин Николай Александрович

— Знаю Петра Михайлыча. Пьяница извстный.

— Да вдь для насъ, господинъ, хмельной-то охотникъ лучше. Что намъ пути отъ сурьезныхъ-то?

— Ваше дло.

— Купите, сударь, грибочковъ-то хоть для супруги вашей въ гостинецъ. Въ Питеръ ей и свезете.

— Въ томъ-то и штука, что не женатъ.

Мужикъ переминался съ ноги на ногу.

— На марку

мн надо. Письмо въ Питеръ племяннику на барку послать требуется, а денегъ на почтовую марку нтъ — вотъ я изъ-за чего, — сказалъ онъ. — Купите, сударь, за пятіалтынничекъ, выручите.

Охотникъ молчалъ и лъ бифштексъ. Мужикъ смотрлъ прямо ему въ ротъ.

— Не купите?

— Нтъ. Сказалъ вдь, что нтъ — ну, и проваливай.

— Можетъ раковъ купили-бы, такъ я живо принесу. У меня ребятишки ловятъ — во какихъ.

— Ничего не надо.

— Ну, ягоды брусники? Брусники сейчасъ такой предоставлю, что на удивленіе.

— Ничего не требуется, и уходи ты вонъ.

— Эка незадача! — почесалъ мужикъ затылокъ. — А вотъ ужъ Петръ Михайлычъ всего-бы купилъ и опохмелилъ-бы меня. Главная статья, что мн марку…

— Въ стеклянномъ стаканчик? — спросилъ охотникъ.

Мужикъ вздохнулъ.

— Эхъ, господинъ, господинъ! А хоть бы и такъ? Вс мы люди и вс человки… — сказалъ онъ.

— А главное прибавь: пьяницы.

— Да вдь не пить-то хуже. Кто не пьетъ — у того души нтъ. Вотъ вы сидите и кушаете, а на стол…

— Однако, ты проваливай. Надолъ.

— Дозвольте вамъ хотя за сороковочкой сбгать.

— Проходи, проходи… Я не пью.

— Меня-бы попотчивали, егеря… Ужъ такое у насъ здсь въ деревн положеніе, что прізжающіе охотники завсегда отъ мужичковъ пользуются.

— Егерь! Выгони его! Чего онъ ко мн присталъ! — крикнулъ охотникъ.

Мужикъ пятился и говорилъ:

— Баринъ, а баринъ, прикажите мн хоть какое угодно дло сдлать за пятіалтынный отъ вашей милости. Либо пошлите куда, либо что.

— Егерь! Амфилотей! Да гд-же ты? Амфилотей Степанычъ! Иди! Баринъ зоветъ! — раздался за стной визгливый голосъ хозяйки.

— Желаете, господинъ, я вамъ

цвтовъ изъ барской усадьбы спроворю? — продолжалъ мужикъ.

— Фингалъ! Пиль его! Бери! Гони! — крикнулъ охотникъ собак.

Собака кинулась на мужика. Мужикъ выскочилъ за дверь.

— А къ мировому за эти штуки? Желаете къ мировому? Вотъ я сейчасъ пойду къ уряднику и протоколъ составлю. Она меня за штанину… — бормоталъ изъ другой комнаты мужикъ, перемнивъ-тонъ.

Слышался и голосъ егеря:

— Что, не говорилъ я теб, что они у насъ этого не любятъ, а ты лзешь!

— Амфилотей Степанычъ, будь свидтель. Травятъ собакой — и собака меня за штанину…

— Не тронула его собака, не тронула, — говорилъ охотникъ.

— Ей-ей, клокъ вырвала.

— Проходи, проходи… — выгонялъ егерь мужика.

— Какъ проходи? Помилуйте, долженъ-же я за свое безчестье… Она за штанину… Штанина денегъ стоитъ. Человка собакой травить. Хозяюшка, ты слышала?

— Ничего я не слыхала. Ты самъ лзъ и надодалъ барину, — переговаривались за стной голоса.

— Нтъ, врешь, слышала. На суд скажешь. Я подъ присягой.

— Егерь! Да уйдетъ онъ или не уйдетъ? — кричалъ охотникъ.

— Уйти… Уйти посл такого предразсудка нешто можно! Собаками травить… За что она мн штанину порвала? Давайте три гривенника, такъ уйду.

— Проходи, проходи! Ничего тутъ теб не очистится, — говорилъ егерь.

— Баринъ, а баринъ, дайте хоть пятіалтынный за безпокойство, а то я, ей-ей, старосту кликну. Такъ невозможно… Скандалъ… Караулъ!

— Егерь! поди сюда… — позвалъ охотникъ.

Егерь вошелъ.

— Вотъ дай ему, мерзавцу, пятіалтынный и наклади въ шею… — сказалъ охотникъ, вынимая изъ кошелька деньги.

Егерь понесъ мужику монету. Изъ другой комнаты послышался голосъ мужика:

— Вотъ за это спасибо… Вотъ за это благодаримъ покорно… А то вдругъ собаками травить!

— Проваливай, проваливай! Довольно ужъ… — говорилъ ему егерь.

1898