Рыбья кость
Шрифт:
— Что такое?
— Сны плохие снятся, — с вызовом ответил он. — А тебе — нет?
— С чего бы мне снились плохие сны, — фыркнула Марш. — И тебе должны сниться хорошие.
— Я в тебе не сомневался, — ухмыльнулся Освальд и продолжил тереть нос.
Только взгляд у него был. Нехороший. Марш видела такие взгляды у людей, которые собирались делать глупости. Поэтому она перегнулась через стол и заглянула Освальду в глаза.
— Ты помнишь о чем мы говорили?
Даффи принес глушилку, но они все равно старались не говорить прямо. Аби их не слышит — его микрофоны глушит музыка,
Но, если подумать, какой у нее был выбор?
Неопрятные пятна разноцветного стекла застыли на белоснежном полу. Марш так радовалась этим окнам — старинным, в деревянных рамах, с настоящим витражом. Только в гостиной на первом этаже.
Как же, Гершелл разрешил.
Такая глупость.
Гершелл.
«Довольна, Арто?! Хватит смеяться, сука!»
Вообще-то это правда было смешно.
— Тебе что, мало? — настойчиво повторила Марш. — Ты говорил, что не знаешь, где брать рейтинг после выпуска. Вы все говорили. Вы не умильные сиротки, вроде этой, — она кивнула на Бесси, — которым присылают подарочные боксы и делают инфоповод из каждого их достижения. У вас другой промоушен. И что, когда чуть-чуть осталось — вы обосрались?
Три дома, заброшенных, слепых и черных, из старых построек. Тогда в каждой квартире были окна. Иви все ворчала, что это отвратительно и у нее от этих дырок в стенах приступы трипофобии, а Марш испытывала сентиментальные чувства к этому милому архитектурному атавизму. К тому же из окон красиво вырывалось пламя при взрыве — огню тоже хотелось дышать.
Три дома, три комплекта взрывчатки и три симпатичных подрывных механизма в виде синих паучков. Три возможности для троих дурачков попробовать свои силы, и три возможности для Марш поверить, что теперь-то у нее все получится.
— Можно вести эфиры, — мрачно сказал Даффи.
— Ага, — удовлетворенно кивнула Марш. — Можно. Знаешь сколько таких, как ты ведут эфиры? Аве Аби! Покажи осу… ах, да.
Она подняла руку с браслетом, стараясь держать ее подальше от края стола и вручную зашла в галерею достижений. Быстро пролистала все формальные ачивки, и выбрала ту единственную, что чего-то стоила.
Синяя с серебром оса, «Лучшая акция недели». Три миллиона зрителей со всего мира. Со всего мира — всего три миллиона, целых три миллиона. Шесть миллионов жадных глаз и искривленных губ.
Ну. Может, глаз было чуть меньше.
Оса забилась над ее ладонью, пытаясь вонзить жало в перчатку.
Бесси завороженно подалась вперед, и Марш позволила ей погладить злую ачивку кончиком пальца, а потом сжала ладонь, рассыпав осу голубыми искрами.
— Видели? Лучший эфир недели. Знаете почему у меня только одна такая ачивка?
Даффи молчал. Освальд перестал тереть нос и мрачно смотрел на жидкую пену в кувшине с пивом.
— Вы разъедетесь по жилым кварталам, жить на пособие и сраться с соседями, — веско сказала Марш, — нихера никому не доказав. Будете собирать по тухлым конвентам очки симпатий по три-четыре позиции. Всю жизнь. Увлекательную и полную впечатлений.
— Что ты делала на
Она улыбнулась.
Марш много заплатила за то, чтобы узнать о том, чего на самом деле хочет общество. Чего ждут три миллиона случайных зрителей в сети, что хотят жадные глаза и перекошенные рты.
Освальд тоже скоро узнает.
— Ты так не сможешь, — хмыкнула она.
— Почему нельзя просто показать записи? — оскалился Даффи. — У нас хороший материал. Как только снимут блок с Аби, можно будет выложить в сеть, и не придется больше ничего поджигать!
— Когда в следующий раз подтираться соберешься — возьми бумажку, сложи вчетверо, пронеси мимо жопы и смой в сортир, — посоветовала Марш. — Горящий дом — это еще не акция. И даже не инсталляция. За это рейтинг не дают. Аби понизит вас на двести… а кого-то из вас на двести семьдесят позиций, и через десять минут про вас все забудут. Но можно, конечно можно выложить записи подготовки без финальной акции. А потом создавать прочий беспроигрышный контент и верить, что проснетесь знаменитыми. Все уже попробовали вести канал-дневник и собирать конвенты с обзорами игрушек для наладонников? Только не говорите, что еще кто-нибудь пробовал на гитаре играть — это даже для вас слишком.
Она всю жизнь вела дела только вот так. Подставляя людям худшее в себе, словно под свет софитов, позволяя назначать себя виноватой, с готовностью принимая ответственность за чужие грехи. Ей не жалко — пускай. У нее много своих, и чужим места хватит.
Лишь бы люди, свалив на нее всю вину, делали что она хочет.
И они делали.
Освальд заткнулся и перестал тереть нос. Иви появилась из ниоткуда с картонной тарелкой, на которой лежало хрустящее слоенное пирожное. В присыпанных пудрой лепестках скрывалась взбитая с загустителем консервированная фруктовая кожура. В «Тихушке» такого не подавали, видимо, Иви пришлось сбегать в одну из палаток. Марш представила, как Иви мнется, решая, купить ли самое дешевое пирожное. И как она не решается его купить.
Эта фантазия не принесла Марш никакой радости. Хоть пиво было хорошим — водянистым, почти без ржавого привкуса синтезированного хмеля, зато с хорошо ощутимой спиртовой горечью.
Она бросила быстрый взгляд на Бесси. Она сидела, зажав одно ухо ладонью, а второй отщипывала по кусочку от пирожного, которое поставила на колени. Наверняка Аби пытался перекрыть шум. Ей даже стало жаль Бесси — социальному помощнику в дохлом наушнике местную систему не переорать, как бы ни старался.
— Ты так осу получила, да? За взрыв? — спросила Иви, которой пересказал разговор Освальд.
Странно, что она вообще поняла, что он говорил — Марш казалось, что она просто слушает голос.
Она молча кивнула. Даже смогла улыбнуться. Ей нравилось когда люди сами придумывали истории и отговорки.
Оса. Эфир. Серебряная и синяя ачивка сгущается, сгущается на экране и над ее ладонью, а она смотрит, и вдруг понимает, что смотрит не так.
Манжета снова сжалась, и Марш незаметно погладила себя по запястью, отдавая команду. Острый клювик иглы безошибочно вошел в вену и тут же скрылся, впрыснув треть положенной дозы.