Рыбья Кровь и княжна

Таганов Евгений

— В другой раз, — отказался князь, больше желая увидеть сам город.

Сколько ему приходилось слышать и читать про Романию, про ее города и порядки, и все равно увиденное было во многом неожиданно и ни с чем не сравнимо. Никаких отдельных дворищ, а ряды двух-трехъярусных домов, вплотную примыкавших друг к другу. На нижнем ярусе лавки, склады и мастерские ремесленников, верхние служили им жилищем. Не только узкие улочки, но и площади-перекрестки выложены каменными гладкими плитами. Вот лебедка, легко вращая ее ручку, один человек

поднимает с судов многопудовые грузы, вот фонтан в каменной узорчатой чаше, чуть дальше солнечные часы на городской площади и — самое замечательное — деревянные балконы на каменных домах. Небольшие, всего на аршин выступающие наружу, они от жары полностью были укрыты деревянными рейками, но не это поразило князя.

— Не смотри, девиц там все равно не рассмотришь, — посоветовал проводник.

Какие там девицы! Подобный балкон на крепостной стене позволил бы одному-двум лучникам стрелять сразу по трем направлениям, а через отверстия в полу еще и вниз. Как раз такой возможности всегда и не хватало ему, когда он думал о защите своих городищ и веж, чтобы без риска выглянуть из бойницы и верно оценить, в каком месте вражеский приступ особенно опасен.

Обращало на себя внимание и почти полное отсутствие противных запахов, свойственных любым торговым рядам.

— Все, что воняет, продается в другом конце Гавани, — объяснил горбун.

Следующим открытием было, что цены на основные товары назначает стратиг фемы.

— А какой смысл тогда в самом торге? — недоумевал Дарник.

— В приятном обхождении. Великое искусство привлечь не помышляющего о покупках человека и продать ему то, что ему совсем не надо. Кто-то вообще покупает просто в благодарность за интересный разговор.

Когда Дарник задержался возле лавки с шелком и парчой, горбун счел нужным его предупредить:

— Можешь даже не смотреть, чужеземцам это вывозить запрещено.

— Почему? В Хазарии такого добра тоже полно.

— Такое, да не такое. Предметы большой роскоши только для самих ромеев.

Возле книжной лавки князь снова остановился.

— Книги и свитки тоже вывозить нельзя?

— Такие — нельзя! — Горбун указал на дорогие книги с золотыми и серебряными окладами.

Дарник бегло просмотрел некоторые из имеющихся старых книг и свитков. В основном это были жития ромейских святых и назидательные любовные истории о торжествующей добродетели. Удалось выбрать лишь две книги и два свитка о чужеземных странах и диковинных зверях.

— Пятнадцать милиарисиев, — подсчитал продавец.

— Восемь, — сказал князь.

— Тринадцать.

— Девять, — чуть уступил Дарник.

За одиннадцать серебряных монет книги перекочевали в торбу Корнея.

— А ты говорил: назначенные цены, — подначил князь горбуна.

— Назначается верхний порог цены, с него и берется налог, — ничуть не смутился тот. — Но лучше продать с малой прибылью, чем ничего не продать.

Дарник попросил показать ему невольничий рынок.

Он представлял его в виде специального помоста, куда выводят раба или рабыню и показывают со всех сторон покупателям. В действительности невольничий рынок находился в самом дальнем углу талесского пригорода, подальше от священников и чересчур религиозных ромеев. Никто криками покупателей не подзывал, на рабах не было ни цепей, ни железных ошейников. На отполированных тумбах сидели обычные мужчины, женщины и дети, и только не ромейские прически и одежды свидетельствовали, что это не свободные талесцы, а именно рабы. Цены тоже были умеренные: крепкий двадцатилетний раб стоил всего пятьдесят милиарисиев, за молодую привлекательную рабыню просили восемьдесят милиарисиев, которые тотчас сбавлялись до шестидесяти, стоило вам сделать шаг в сторону.

— Мне нужен учитель, знающий хазарский и арабский языки, — обратился Дарник к круглолицему продавцу с самой большой группой рабов.

— Такого учителя не сразу найдешь. Назавтра я могу его разыскать. Но он будет стоить двести милиарисиев. Разыскать?

— А ты сам знаешь хазарский и арабский языки?

— Могу и читать, и писать на них, — с гордостью произнес торговец.

— А если я тебя найму в качестве такого учителя? — вдруг предложил князь.

Круглолицый оторопело оглядел Дарника с его арсами, очевидно прикидывая, что это за люди, и не шутят ли они.

— Нет. У меня здесь дом, семья, я никуда поехать не могу.

— А если бы смог, то сколько бы ты стоил? — продолжал допытываться странный покупатель.

— Пятьдесят милиарисиев за каждый месяц, — неуверенно ответил ромей.

Арсы напряженно слушали, готовые на любое действие. Князь уже и сам не рад был, что так всерьез привязался к простому торговцу.

— Ну что ж, пойду поищу кого-нибудь подешевле, — дружелюбно улыбнулся Дарник и поспешил двинуться дальше.

Обойдя Гавань, липовцы подошли к Крепости. Высота ее стен не превышала пяти саженей, башни в полтора раза выше и никаких нигде выступов-балконов — ни каменных, ни деревянных. Возле стены не имелось ни рва, ни каких-либо дополнительных препятствий, просто подставляй лестницу и лезь. Дарник даже отметил два места, где удобней всего было двигать к стене осадные башни.

Главные ворота Крепости были широко распахнуты, туда-сюда сновали группы явно не городских парней по 15–20 человек.

— А их талесские порядки не касаются? — поинтересовался князь.

— Это стратиоты, — объяснил горбун. — Со всей фемы собрались, часть здесь, часть за городом. На арабов готовятся. Завтра выступают. Ну что, Спящий город смотреть будем?

— А почему он спящий? — опережая князя, спросил у проводника Корней.

— Там виллы наших богатеев. Тишина и покой.

— Будем смотреть, если на саму виллу нас проведешь, — сказал Дарник.

— Тебя одного, может, и смогу, а всех — нет, — твердо заявил горбун.