Рыцарь идет по следу!
Шрифт:
– Рыцари поклонялись… – начал Рома.
– Ну… – Макар Семенович ждал ответа.
Рома живо представил себе рыцаря. Вот он, как живой, в ладно спаянных доспехах, с копьем, длинным, как телеграфный столб, сидит верхом на…
– Рыцари поклонялись коням! – быстро ответил Рома.
Класс грохнул. Катапотов даже упал от смеха под парту. Он сделал это нарочно, уверен был Рома, не имелось в его ответе ничего такого, чтобы валиться на пол. Макар Семенович с трудом сдержал улыбку.
– Рыцари, Рома, поклонялись Прекрасным Дамам. И если бы
Рома бросил быстрый взгляд на Аллу Мирославскую, которая, казалось, смотрела на него с неким ожиданием, и сказал:
– Еще чего! Не стал бы я никого выбирать!
Алла Мирославская тут же отвернулась, и Рома это заметил.
Но не мог же он при всем классе признаться, что у него уже есть Дама Сердца.
Допрос начали с Иоффе. Тот с самого начала жутко испугался. Глаза его бегали, пальцы нервно шевелились. Иоффе хлопал редкими длинными ресницами и быстро говорил:
– Я часы не трогал. И я не видел ничего. Никого не видел. Если б увидел, я, конечно б, сказал. Но я ничего не видел.
– Который час? – неожиданно спросил Юрик.
Однако Иоффе, несмотря на панику, понял, что его хотят подловить. Он был очень умный, этот Иоффе.
– А, проверяете? У меня нет часов, – сказал Иоффе. – У нас в школе на каждом этаже часы. Чтобы время узнать, я на них смотрю.
Рома и Юрик подняли головы, и, действительно, циферблат с выпуклым стеклом висел на стене над их головами. Был он приплюснут с двух сторон и походил на гигантское око, а деления на нем напоминали густые ресницы.
Рома и Юрик опустили головы, но Иоффе уже не было. Он сбежал.
– Я Иоффе подозреваю, – сказал Юрик.
– Я тоже, – вторил ему Рома.
– Знаешь, почему я его еще подозреваю? Потому что он чешется все время!
– Да, это подозрительно, – согласился Рома, – хотя он, может быть, не мылся давно?
– Возможно.
Сенина долго допрашивать не пришлось. Он перешел сразу к делу:
– Видел. Посреди урока Мицкевич в раздевалку заходил.
Рома и Юрик не ожидали, что все так стремительно выяснится.
– А он долго там пробыл? – спросил Рома.
– Двадцать пять секунд, – ответил Сенин.
– Ты чего, засекал, что ли?
– Я точно знаю, – сказал Сенин, – потому что за двадцать пять секунд я ровно семьдесят раз этот эспандер выжимаю.
И Сенин, вынув из кармана, продемонстрировал желтый кистевой эспандер.
– В тот раз я, помню, засек.
– За двадцать пять секунд он бы успел… – сказал Рома Юрику.
– Что успел? – спросил Сенин.
Ему никто не ответил.
– Что успел, мужики? – не унимался Сенин. Он всегда разговаривал как взрослый, ходил как взрослый, хмурился и сплевывал как взрослый. Но взрослым его это не делало.
– У нас свои дела, у тебя – свои, – сказал Юрик сурово.
Оказалось, Сенин понимал настоящий, мужской разговор. Только такой, видимо, и понимал. В
– Да я только спросил, мужики. За спрос не дают в нос.
10
Прежде чем приступить к разговору с Мицкевичем, надо было выработать тактику. Мицкевич был не прост. Он, наверное, был самым загадочным человеком в классе. Начать с того, что ходил он всегда в черном. Даже трусы у него были всегда черные.
Мицкевич отличался крайней неразговорчивостью. А если что и решал сказать, то всегда недоговаривал, обрывал на полуслове.
Например, если вы спрашивали Мицкевича, что он купит в буфете, пиццу или сосиску в тесте, он отвечал:
– Ты спрашиваешь, что я выберу, пиццу или сосиску в тесте? Это зависит от… – в этом месте Мицкевич замолкал.
А вы, сгорая от нетерпения, повторяли свой вопрос. Хотя вам никакого дела не было до того, что он выберет, и сведения об этом никогда не пригодятся вам в жизни. Просто когда вам специально чего-то не говорят, вам обязательно хочется узнать, в чем тут дело.
Еще Мицкевич умел незаметно исчезать. Скажем, на перемене собралась веселая компания и обсуждает, как сорвать урок математики (театральные уроки срывать неинтересно). Каждый высказывает свое независимое мнение по этому вопросу. И доходит очередь до Мицкевича. Все к нему оборачиваются и говорят:
– А что скажет Мицкевич?
А Мицкевича и след простыл. В плотном ряду одноклассников зияет дыра, просвет. Нет Мицкевича. И как он сумел незаметно скрыться, непонятно. И, главное, вопрос, куда он исчез, когда самое интересное происходит тут.
Потом, когда Мицкевич возвращается с загадочным выражением на лице, его спрашивают:
– Ты где был?
Мицкевич отвечает на это в своей обычной манере:
– Это не так уж и важно, хотя…
Тут Мицкевич замолкает, украшая себя слабой, потусторонней улыбкой. А вам хочется ударить его в лоб, чтобы он пришел в себя и сказал, наконец, что-нибудь конкретное.
– Каждый преступник должен иметь мотив, – сказал Рома.
Макар Семенович выслал их из «Пещеры», чтобы они приготовили этюд. Нечто вроде маленькой сценки. И тему им дал «Неожиданное известие». Сложную тему. У остальных были темы не такие сложные. Например, «Случай на перемене».
Вместо подготовки этюда Рома и Юрик обсуждали ход расследования.
– Какой у него мотив? – повторил Рома.
– Мотив простой, – сказал Юрик. – Часы ему понравились, и весь мотив.
– Думаешь, этого достаточно?
– А то нет. Может, он клептоман. Мой дядя, помнишь, я тебе говорил, ненормальный, так он в шутку начал у друзей зажигалки воровать.
– Как это? – не понял Рома.
– Просто. Встречался он с друзьями. Там курящих было много, а мой дядя не курил. Так он зажигалку передавал, когда просили, а потом себе в карман клал. Незаметно. Если хозяин замечал, дядя зажигалку, конечно, отдавал.