Рыцарь курятника
Шрифт:
– Все было сделано сегодня вечером? – спросил Жильбер, между тем как карета переезжала площадь Карусель.
– Все.
– Вы следовали моим указаниям?
– В точности.
– Очень хорошо. А В.?
– Он не выходил целый день.
– Король охотится завтра в лесу Сенар?
– Да.
– Итак, все идет…
– Чудесно!
Жильбер кивнул головой в знак того, что он доволен, потом, наклонившись к своему спутнику, сказал:
– Любезный С., я буду просить вас оказать мне услугу. Не откажете?
– Услугу?! – повторил человек
– Вы говорите так же, как Андре!
– Вы сделали для меня больше, чем для него.
– Я сделал то, что должен был сделать.
– И я сделаю то, что должен, слепо повинуясь. Говорите, любезный А. Позвольте мне так называть вас, а вы называйте меня С. Это воспоминание о 30 января.
– 30 января! – повторил Жильбер, задрожав. – Зачем вы говорите это?
– Чтобы показать вам, что принадлежу вам до последней капли крови. Мне ведь известно все – вы это знаете; и если вас предадут, то подозрение скорее всего падет на меня, потому что мне одному известна ваша тайна. Итак, моя жизнь в ваших руках, и за нее мне нечего бояться…
Жильбер наклонился к своему спутнику и сказал:
– Итак, ты мне полностью доверяешь?
– Абсолютно, настолько, что поверю любому вашему слову.
– Ты согласен действовать?
– Да.
– Ты знаешь Бриссо?
– Эту противную гадину, ремесло которой состоит в том, чтобы расставлять сети честным девушкам и бросать их в бездну разврата?
– Да, речь идет о ней.
– Конечно, я ее знаю.
– Где бы ни была сейчас эта женщина, в полночь она должна находиться у Леонарды. Я не исключаю при этом применения силы…
Карета въехала на улицу Бурбон. С. дернул за шнурок, сообщавшийся с кучером. Тотчас раздалось пение петуха. Карета остановилась, и к дверце подошел человек, скверно одетый, с огромной бородой. Жильбер откинулся в угол кареты, прикрыв лицо складками плаща. С. наклонился вперед. Хотя ночь была темна, однако можно было заметить, что у него на лице черная бархатная маска. Тихо и очень быстро он заговорил с бородачом. Тот слушал внимательно. Закончив говорить, С. прибавил громче:
– Ты понял?
– Да, – отвечал человек с бородой.
– В полночь!
– Будет сделано.
– Ступай же!
Карета быстро понеслась. С. обратился к Жильберу.
– Теперь что? – спросил он.
– Отчет о вчерашних ужинах, – сказал Жильбер.
– Он сделан уже час назад на улице Сонри.
– Прекрасно. Где Мохнатый Петух?
– У Самаритянки.
– Во время пожара в доме Шаролэ он был на улице Барбетт с одиннадцатью курицами?
– Да.
– Напротив улицы Субиз?
– Именно.
– Он оставил там двух куриц?
– Да.
– Мне нужно донесение его и других петухов, я должен знать, что происходило прошлой ночью в Париже каждый час, каждую минуту. Я должен знать, кто увез Сабину и кто ранил ее. Мне это необходимо!..
– Вы это узнаете.
– Когда?
– В полночь, у Леонарды.
– Я буду
С. отворил дверцу и, не останавливая кареты, выскочил на улицу. Оставшись один, Жильбер крепко сжал кулаки.
– Горе тому, кто хотел погубить Сабину, – сказал он с глухой яростью, походившей на ворчанье льва. – Он вытерпит столько мук, сколько вынесло мое сердце. Итак, ночь на 30 января навсегда будет для меня траурной! Каждый год в этот час я буду проливать горькие слезы!
Жильбер откинулся назад и приложил руку к сердцу:
– Мать моя, отец мой, Сабина, – вы будете отомщены, а потом я отомщу за себя.
Трудно передать интонацию, с которой он произнес слова «за себя». Чувствовалось, что, говоря это, он рисовал себе картины возмездия, которое ждет его врагов.
Карета доехала до Красного Креста и остановилась.
Жильбер надел бархатную маску, отворил дверцу и, выскочив на мостовую, сделал кучеру знак рукой. Карета укатила так же быстро, как и приехала. Жильбер пересек площадь и постучался в дверь первого дома на улице Фур; дверь тотчас отворили, но она осталась полуоткрытой. Жильбер обернулся и бросил вокруг себя пристальный взгляд, удерживая дверь правой рукой. Убедившись, что ничей нескромный взор не следит за ним, он проскользнул в полуоткрытую дверь, которая закрылась за ним без малейшего шума.
В эту ночь ветер дул с запада; небо было покрыто тучами; не было видно огней в бойницах, пробитых в толстых стенах Бастилии. Площадь, улица и предместье были пусты.
В десять часов на Королевской площади послышался лошадиный топот и появилась группа всадников. Это были мушкетеры, возвращавшиеся в свои казармы; вскоре они исчезли, и шум прекратился.
Прошло полчаса, потом вдали раздался глухой шум, он становился все сильнее – это был стук колес экипажа и топот нескольких лошадей.
Из-за угла улицы Монтрейль выехал почтовый экипаж, запряженный четверкой. Два форейтора в огромных ботфортах хлопали бичами с удивительной ловкостью. На запятках сиде-
ли двое мужчин в меховых шинелях. Экипаж ехал довольно быстро. Как только он поравнялся с Сент-Антуанскими воротами, с обеих сторон улицы к нему вдруг устремились четыре человека; двое бросились к лошадям, крикнув:
– Стой!
– Прочь! – заревел передний форейтор, подняв бич. – Или я поеду на тебя.
– Именем короля, остановитесь, – раздался твердый голос.
Десять всадников в костюмах объездной команды вдруг выехали с пересечения улиц Рокет и Шарантон. Они окружили почтовый экипаж; один из них подъехал к дверце и, вдруг повернув глухой фонарь, осветил внутренность кареты.
Молодой человек, роскошно одетый, в одиночестве дремал в углу. Свет и шум его разбудили; он осмотрелся и произнес несколько слов на иностранном языке. У него были длинные черные волосы, ниспадающие на плечи, и маленькие усики. Бригадир объездной команды внимательно осмотрел карету, чтобы убедиться, что в ней больше никого нет.