Рыцарь курятника
Шрифт:
– Если вы узнаете что-нибудь, вы меня предупредите?
– Немедленно.
А. сделал шаг назад, поклонился, но шляпы не снял; дама в капюшоне удержала его движением руки. Быстро наклонившись, она взяла кожаный мешочек, лежавший на передней скамейке, и подала его А.; тот даже не поднял руки, чтобы взять его.
– Как?! – удивилась дама. – Вы не хотите?..
– Теперь ничего! – отвечал А.
– Тут только тысяча луидоров, и если эта сумма слишком ничтожна…
– Пожалуйста, уберите его в карету, и не будем об этом говорить. Нравится ли вам, как я служу?
– Это
– Но, отказавшись от вашей руки, наполненной деньгами, прошу вас дать мне вашу руку пустою.
Маленькая, беленькая, изумительно красивая ручка без перчатки немедленно выскользнула из дверцы. А. взял эти тонкие пальчики своей левой рукой и поднес их к губам, а правой быстро надел на палец бриллиантовый перстень, до того прекрасный, что он засиял в ночной темноте, как светлячок в густой траве.
– О! – воскликнула дама от восторга.
– Молчите! – приказал А.
– Но я не могу принять…
– Это ничтожная безделица; я не осмелился бы вам предложить мои лучшие бриллианты.
– Но, Боже мой! – воскликнула молодая женщина, сложив руки. – Кто вы?
– Вы это узнаете.
– Когда?
– Когда будете в Версале и весь двор будет у ваших ног… Тогда вы меня узнаете, потому что я приду просить у вас награды за свои услуги!
– Приходите, я исполню все, о чем вы попросите.
– Клянетесь?
– Клянусь.
– Через месяц вы не будете мне обязаны ничем.
– Как? – прошептала молодая женщина. – Вы думаете, что мне удастся?
– Да. Через месяц в Версале.
А. вдруг отступил и сделал движение рукой. Кучер, до тех пор, по-видимому, крепко спавший, вдруг приподнялся, схватил вожжи, ударил по лошадям, которые, несмотря на снег, пошли крупной рысью. Карета исчезла на улице Ферронри.
А. огляделся вокруг и, уверенный в том, что никто его не подстерегает, он быстрыми шагами пошел к Сене.
Менее чем за десять минут А. дошел до набережной, вдоль которой тянулся длинный ряд высоких домов в шесть или семь этажей, черных, закопченных, разделенных узкими переулками.
В ночное время и ужасную непогоду этот район Парижа представлял собой самое печальное зрелище.
На другом берегу возвышалось мрачное здание суда, как грозная тюрьма, с зубчатыми стенами и остроконечными башнями.
На набережной, застроенной маленькими лавками, не светилось ни единого огонька. А. остановился на улице Сонри и стал ждать, спрятавшись под навесом одного из подъездов. Снег пошел снова, поднялась сильная вьюга, так что не было видно фонарей. Слышался только шум воды в Сене. Вдруг в ночной тишине запел петух; он пропел три раза. А. закашлял; на набережной показалась тень, и среди снежного вихря появился человек. На нем было коричневое платье полувоенного покроя; большая фетровая шляпа закрывала его лоб. С удивительной быстротой он обогнул угол улицы Сонри и очутился около А. Он поднес руку ко лбу, как солдат, отдающий честь начальнику.
– Какие новости? – спросил А.
– Никаких, – отвечал человек, – все идет хорошо.
– Отель окружен?
– Мышь не пробежит. Ваши приказания исполнены.
– Где
– На улице Барбетт, с одиннадцатью курицами.
– Где Петух Малорослый?
– У монастыря Св. Анастаза, с десятью курицами.
– Где Петух Яго?
– В подвале отеля Альбрэ, с десятью ку…
– А Золотистый Петух на Монмартрском бульваре, с пятью курицами, – перебил А.
– А-а, вы это знаете? – с удивлением спросил его собеседник.
– Я заплатил за право пройти, не дав себя узнать.
Достав из кармана плаща яйцо, он протянул его собеседнику:
– Положи это в гнездо и, если все готово… пойдем!
Наступило минутное молчание.
– Где курятник? – вдруг спросил А.
– Под мостом. Под первой аркой.
– Он полон?
– Почти.
– Сколько там куриц?
– Восемнадцать.
– А петухов?
– Три.
– Хорошо. Ступай приготовь полет.
– По какому направлению?
– Ты узнаешь об этом в свое время.
– Других приказаний не будет?
– Нет. Ступай!
Человек исчез в снежном вихре. А. остался стоять там же. Он прислонился спиной к двери, поставив обе ноги на деревянную ступень, и оставался в таком положении несколько секунд. Вдруг дверь сама отворилась, и А. исчез.
А. находился в узкой комнате, освещенной фонарем, висящим на стене. Он снял с себя длинный плащ, шляпу с широкими полями и маску.
Тогда лицо его осветилось фонарем. Это был человек лет тридцати пяти, необыкновенно красивый. Лицо, выражавшее мужество, незаурядный ум и необыкновенную душевную силу, было бледно.
Сняв маску, плащ и шляпу, он стряхнул с платья следы земли, оставшиеся после ночного посещения сада на улице Вербуа; подошел к умывальнику и старательно вымыл руки, а из шкафа, стоявшего возле стола, достал треугольную шляпу с
черным шелковым галуном и серый плащ. Сняв со стены фонарь, он отворил небольшую дверь, спустился по лестнице, и дверь за ним затворилась без малейшего шума.
А. находился в маленьком коридоре, в конце которого была большая комната, убранная, как лавка оружейника. Он шел на цыпочках среди мертвой тишины, нарушаемой только его шагами. Лавка была пуста, ставни внутри закрыты, большая дверь, обитая железом, с огромным замком, из которого торчал большого размера ключ, находилась в конце лавки. А. дошел до нее с бесшумностью тени. В левой руке он держал фонарь, бледный свет которого освещал шпаги, кинжалы, сабли, ружья, пистолеты, висевшие на стенах.
Он положил руку на ключ замка и с трудом повернул его; дверь со скрипом отворилась. В ту минуту, когда он ступил на первую ступень маленькой лестницы, ведущей на верхний этаж, яркий свет вспыхнул там, и послышался чей-то мягкий голос:
– Это ты, братец?
– Да, сестрица, это я! – ответил А. и проворно поднялся наверх. Юная девушка стояла на площадке первого этажа с лампой в руке.
Она была среднего роста, нежная и грациозная, с большими голубыми глазами и прекрасными светло-русыми волосами. Лицо ее выражало радостное волнение.