Рыцарь-маг

Ковальчук Игорь

Он разозлился.

Ги де Лузиньян и Конрад де Монферра расхаживали каждый в королевских мантиях, почти одинаковых коронах и в сопровождении свиты верных им людей. Встречаясь, они едва здоровались друг с другом, а чаще просто проходили мимо. Время от времени сторонники того и другого хватались за оружие, но до крови пока не доходило. Просто знатные сеньоры разминались. Они бесились от безделья, пока султан решал, платить или нет назначенный английским королем огромный выкуп.

Но вскоре стало ясно, что на трон Иерусалима Ги рассчитывать нечего. Конрад де Монферра действовал тонко и продуманно, кроме того, владея богатым городом (Тир был крупным торговым центром),

мог дарить сторонникам дорогие подарки. У де Лузиньяна же не было ничего. Рассчитывая, что и дальше щедрость предводителя останется прежней, сторонники де Монферра шумно настаивали на том, что его права убедительней, хотя, в отличие от Ги, Конрад никогда не был коронован. В качестве веского доказательства кто-то распустил слух, что Плантагенет подарил своему родственнику трон Кипра. Было заявлено, что раз де Лузиньян собирается править на Кипре, вот пусть туда и отправляется.

Ги, который на Кипре править не собирался и от своих недоброжелателей впервые услышал, что ему там что-то подарено, явился с вопросом к королю Французскому. Филипп Август, обрадованный, что может одним махом поквитаться с Ричардом, которому смертельно завидовал и из-за Сицилии, и из-за Кипра, и даже из-за Акры, заявил, что король Английский сам ему говорил, что трон Кипра просто создан для представителя семейства Лузиньянов.

О судьбе Кипра Плантагенет узнал, когда уже поздно было пытаться что-то объяснять: передача острова для знати обоих королевств — и Англии, и Франции — стала делом решенным. Английский государь явился к кузену поинтересоваться, с какой стати тот раздает земли английской короны по своему усмотрению, на что Филипп Август, ничуть не смутившись, воскликнул: «Но помилуйте, кузен, об этом же знают все!» А вспыхнувшая ссора лишь немного разнообразила королевский досуг.

Ссоры между Ричардом и Филиппом Августом случались почти каждый день. Доходило до воплей, а по столешницам оба стучали так, что сбегалась охрана. Впрочем, даже телохранители и оруженосцы в таких случаях держались подальше от спорщиков — во-первых, никто не хотел получить по голове, а во-вторых, неизвестно, что, собственно, следует делать с двумя королями, которые вот-вот кинутся в драку. Разнимать или не вмешиваться в вопросы высокой политики?

— Черт побери, ты опять загреб себе все самое лучшее! — вопил Капетинг. — И Крит, и Акра — не слишком ли много для одного герцога Нормандского?!

— Нормандия всегда была моей! — орал Ричард, брызжа слюной. — И Анжу, и Гасконь! И Акру тоже я захватил! Если б не я, ты бы еще тут долго торчал под стенами! И нечего разевать рот на каравай, который тебе не принадлежит!

— Да я Акру осаждал больше двух месяцев. А ты явился на все готовенькое, теперь еще и все золото хочешь себе захапать?!

«Боже мой, до чего похоже на Сицилию! — Дик закатил глаза к небу. Он постарался сохранить на лице равнодушное выражение — мол, мало ли что заинтересовало молодого рыцаря на сводчатом потолке. — Они, кажется, ругаются теми же словами, что и там. И, как всегда, из-за золота...»

— Ты топтался под стенами, как гусь, пока я не появился. Как ты думаешь, почему они сдались?

— Да от тебя только твои слуги шарахаются, сарацины над тобой смеются!

— Что-то я не слышал от них ни одного смешка...

— Плохо слушал! Тоже мне, рыцарь — даже тощего султанишку не смог посрамить, позволил ему над собой смеяться. А теперь торгуешься с ним, как барышник, из-за лишней монетки.

— То-то ты подсчитываешь каждую монетку! Не от великого ли презрения?

Лица обоих королей цветом напоминали пареную свеклу, глаза налились кровью, и

Дик весь напрягся, уверенный, что сейчас государи кинутся врукопашную. Он случайно поймал взгляд оруженосца короля Филиппа Августа — тот смотрел на Герефорда вопросительно. Мол, нам-то что делать, если дело дойдет до драки? Сейчас юный оруженосец не видел в Англичанине врага, он, должно быть, просто представлял, что будет, если он кинется разнимать королей в одиночку. Но встревать все равно надо — служба такая. Юноше хотелось разделить с кем-нибудь свою горькую участь, и он выбрал Дика.

Дик лишь слегка подмигнул ему. Мол, не волнуйся, я тоже вмешаюсь.

Но вмешиваться не пришлось. Посреди гневной и нескладной тирады короля Французского Ричард невежливо повернулся к собеседнику спиной и попросту покинул залу, расшвыряв с дороги ошеломленных вассалов, не разбираясь, где чьи. Молодой граф Герефорд поспешил за ним, опасаясь, как бы его величество не отправился развеивать негодование верховой прогулкой в одиночестве. К счастью, подобная мысль не пришла королю в голову. Он вернулся в особняк, который занимал в Акре, вызвал к себе секретаря и осведомился, есть ли какие-нибудь известия от султана. Секретарь лишь развел руками.

Губы Ричарда тронула недобрая усмешка.

— Ну что ж... Это его выбор.

А наутро пленные сарацины из темниц Акры были выведены на внешний круг городских укреплений, на северную их часть, то есть ту, что была обращена к лагерю Саладина. Пленников было много. На укрепления вывели почти всех — полторы тысячи крепких мужчин, способных носить оружие. Король Английский обвел их потемневшим взором.

— Всех эмиров отогнать в сторонку и поделить на две равные части.

— Каждого? — неосторожно поинтересовался кто-то из стоящих ближе всего рыцарей, которым, собственно, и был адресован приказ.

За свой вопрос он немедленно получил зуботычину и опрокинулся в пыль. С помощью друзей поднялся и, утирая кровь, струящуюся с разбитых губ, поспешил отойти в сторонку — королям не дают сдачи.

— Пленников поделить! — рявкнул Плантагнет. — Половину посадить в мои темницы, половину отогнать моему кузену. — Злая улыбка блеснула на мгновение в его демонически-черных глазах. — Живо!

Дик взглянул на своего суверена с тревогой. Молодого рыцаря пробила дрожь. Не к добру все это, нет, не к добру...

Знатных сарацин отделили. На полторы тысячи пленных их оказалось чуть меньше двухсот человек. Их, как скот, отогнали в сторонку и стали делить. Считали рыцари плохо, даже если счет сводился к командам: «Ты — туда, а ты, немытая рожа, сюда, и это будет по штуке...» — а потому было очевидно, что все затянется надолго.

Король Ричард медленно вынул из ножен клинок.

— Ну что ж... — произнес он зловеще. — Раз султан не желает выкупать вас... — И взмахнул мечом.

Взблеск матово-серого металла в воздухе, отчаянный вопль перепуганного связанного пленника — и оружие короля остановилось. Дику понадобилось меньше мига, чтоб выхватить свой меч и поставить блок прямо над головой сарацина, побелевшего от ужаса.

Вздох, напоминающий стон, вырвался из сотен легких — не только мусульмане, почуявшие смерть, отшатнулись от короля по прозвищу Львиное Сердце и посмевшего встать у него на пути молодого рыцаря, но и собственные вассалы Плантагенета.

— Не надо, государь, — спокойно и очень твердо сказал Дик.

— Ступай прочь, Уэбо, — прорычал английский король. — Как ты смеешь?!

— Не надо, государь.

— Как ты смеешь указывать мне? Забыл, кто твой король? Забыл, кто сделал тебя графом? Точно так же я могу швырнуть тебя в грязь.