Рыцарь надежды
Шрифт:
Его дыхание успокаивало ее, как и его мерно вздымающаяся и опускающаяся грудь, на которой теперь лежала ее голова. Она все это несчастливое время испытывала голод по мужской ласке, всячески скрывая это от себя и особенно от окружающих. Ее охватило блаженное чувство защищенности и доверия, казалось, уже давно забытое. От этого безотчетно росло желание, которое Хью умело раскалял.
— Эдлин, — прошептал он. За время болезни он оброс бородой, которая приятно щекотала ее подбородок, крепкий мужской запах его тела необыкновенно
Вплотную прижатая к нему, она почувствовала, как его сердце пульсирует у ее груди и этот ритм ускоряет ее собственное сердцебиение, заставляя кровь быстрее двигаться по венам.
— Эдлин, отдайся мне. — Его рука ласкала ее шею, затем он запустил пальцы в ее пышные волосы и медленными, гипнотическими круговыми движениями слегка поглаживал кожу. Это кружило голову подобно вину.
Ее глаза были закрыты, но она видела все внутренним зрением. Разум изменил ей, но она услышала где-то далеко собственный отказ, который ничего не значил. Она почувствовала, как Хью торжествовал, когда заполнил языком ее рот. Затем — его разочарование, когда она позволила делать ему все, что он хотел, никак не отзываясь на его попытки.
Он прижал ее к себе еще теснее, хотя ближе уже было некуда, сплетая свои ноги с ее ногами, ритмично надавливая коленом между ними, пока это не принесло ей знакомых ощущений. Он понял, что одержал еще одну победу, и последовали новые возбуждающие движения. Она слабо пыталась отвергнуть их, но он двигался настойчиво и хитро.
— Почувствуй меня, — проникновенно нашептывал он прямо ей в ухо. — Это Хью обнимает тебя, доставляет тебе удовольствие. Это твой старый друг, твой новый любовник, твой будущий муж.
— Нет.
— Что за слабый, едва различимый звук! Я не слышу его.
Он шутил, и это нисколько не выводило ее из себя, как прежде. Его руки — сколько их у него? — блуждали по изгибу ее шеи, по ее плечам, по всему ее телу, спустившись к бедрам, где вдруг замерли. Она настолько прониклась им, что даже ощутила острую боль его раны. Она почувствовала, как оба они слились в одно целое. Он был чародеем, который всецело поглотил ее. Эдлин, кажется, полностью растворилась в его желаниях, в его крови, в его душе.
— Я освобождаю твою страсть, — едва слышно говорил он. — Так долго гонимую, такую голодную и требовательную. — Его колено снова ритмично задвигалось. — Когда ты ощутишь…
Она с усилием заставила себя сказать:
— Никогда.
Он неожиданно перестал двигаться, перестал дышать и вообще замер в такой неподвижности, что она открыла глаза и изумленно посмотрела на него.
Она видела его лежащим без сознания. Она видела его страдающим от боли. Она видела его выздоравливающим. Она видела его любопытствующим. Но она никогда не видела его столь непреклонным, однако теперь он был именно таким.
Его спокойный пристальный взгляд встретился с ее глазами. Он бесстрастно промолвил:
— Я не собираюсь оставлять
Ей хотелось сказать ему, что это невозможно. Кто-нибудь явится за ней, когда понадобятся новые лекарства. И любовники на самом деле не умирают в объятиях друг друга, несмотря на романтические небылицы.
Однако, внимательно вглядевшись в выражение его лица, напоминающего мастифа, настигшего добычу, она подумала, что, пожалуй, лучше уступить. Тогда все закончится, она освободится, и он снова удостоверится в своей непоколебимой мужественности.
В конце концов, это именно то, вокруг чего все и вертится, не так ли? Женщина не поддается ему, и его хрупкое мужское достоинство мгновенно разбивается вдребезги. Хотя он и не выглядит особенно разбитым. Он выглядит терпеливым и настойчивым, а это еще хуже. Ей вовсе не хотелось сдаваться, но в своей жизни ей приходилось делать много такого, чего ей не хотелось. В конце концов, такова женская доля.
Сдавшись, она подняла голову и прижалась к его губам.
— Еще.
Губы Эдлин раскрылись, и она окончательно признала, что уступила. Ее рука еще сжималась в кулак. Но вместо того, чтобы использовать его как оружие, она подложила его под свою голову. Другой рукой она обняла его за плечо, широко открыла глаза и стала целовать его в губы, раздвигая их языком, проникая внутрь, играя, сдаваясь совсем.
Она намеренно легко открывалась, признавая, что он поставил на своем.
Уступила. Она уступила.
Прервав поцелуй, он вдруг спросил:
— Неужели до сих пор тебя никто не научил делать это лучше?
— Что ты имеешь в виду? — Она обомлела от такого заявления.
— В этой области намного больше возможностей, чем просто колоть мужчину своим языком, уверяю тебя.
Вот это наглость! И прежде чем подумать, она быстро ответила:
— Но я очень хорошо это умею!
— Тебе только так кажется.
Она обиженно отстранилась, но он снова притянул ее поближе и опрокинул на спину. Ей не понравилось, как он вдруг поднялся над ней, возвышаясь надо всем вокруг, но она не возражала, предоставив ему делать все по-своему.
— Закрой глаза, — наставлял он ее.
Она повиновалась.
— Расслабься.
Она попробовала.
— Хорошо, теперь учись.
Это был поцелуй, о котором она мечтала все эти годы. Сокровенный. Чувственный. Упоительный. Его язык поглотила нежная ткань ее щек изнутри. Он проникал так глубоко, что она чуть не задохнулась, изумленно распахнув глаза.
Страстный поцелуй, длившийся несказанно долго. Его руки блуждали по ее телу, касаясь таких мест, которых так давно никто не касался, что она, должно быть, снова стала девственной.