Рыцарь-разбойник

Конофальский Борис

– Нет, не слыхала. Я Вильма фон Резенротт, поместье мое рядом с Ференбургом, – сразу придумала себе имя Агнес, отвечая ему не без гордости.

– И как там? Чума улеглась? – интересовался торговец кожей.

– Давно уже, год как. А почему вы в месте таком, Ринхель? – Тут баба принесла Агнес кружку с пивом, и та кружка была так тяжела, что девушке пришлось брать ее двумя руками. – Для купцов сие место не очень хорошо.

– Так оно не просто нехорошо, оно очень даже дурное, тут кругом разбойники. Не захромай у меня лошадь, никогда бы тут не встал.

Жду теперь, когда кузнец выправит подкову. Он обещал быстро управиться.

– А куда же вы едете? – спросила Агнес, отпивая пиво.

– Везу кожи и сафьян своему партнеру в Лебенсдорф. Надеюсь до вечера там быть.

– Лебенсдорф? – обрадовалась девушка. – Как это хорошо, я же тоже туда еду, а кучер мой, дурень, дороги не знает, может, мы за вами двинемся?

– Конечно, конечно! – тоже радовался торговец кожами. Он, правда, вздрогнул, когда эта молодая и благородная госпожа провела у него перед глазами рукой. Вздрогнул, но значения этому не придал. И продолжал говорить: – Ехать туда совсем просто: по этой дороге, что идет вдоль улицы, так все на восток и на восток, к вечеру уже будет Лебенсдорф. А там я покажу вам отличный постоялый двор, не такой грязный притон, как здесь.

– Значит, все на восток и на восток? – спокойно спрашивала молодая госпожа, а сама, не таясь даже, из склянки себе на палец капала темные капли.

Прощелыги этого видеть не могли, и торговец кожами как будто тоже, хотя дело и происходило прямо пред его глазами.

– Да, госпожа фон Резенротт, прямо и прямо на восток.

Девица подняла палец и посмотрела на три темно-коричневые маслянистые густые капли, что лежали на нем. А потом вдруг спокойно опустила палец в кружку торговца кожами. И даже помешала им его пиво. И при этом спрашивала:

– А что же не пьете вы, или пиво тут кислое?

– Пиво тут обычное, – отвечал ей купец, отпивая из кружки. – Я его обязательно выпью. У меня, знаете ли, привычка такая: коли за что заплатил, так обязательно то выпью, не люблю денег на ветер бросать.

– Это полезная привычка, полезная, – говорила девушка и сама брала свою тяжелую кружку. – Так давайте пить.

– За знакомство, молодая госпожа, хорошо в дороге встретить доброго человека, – отвечал Ринхель, вновь пригубив пиво.

– Это большая удача, господин купец, – улыбалась ему благородная девица.

Глава 11

Два мерина тянули телегу торговца кожами, были они неплохи и ехали резво. Карета Агнес тянулась за ними, а дорога была совсем не безлюдна, то и дело встречались другие повозки и телеги.

И Агнес ощущала недовольство, только вот упрекнуть ей оказалось некого.

– Мало, мало я дала ему зелья, – тихо говорила она, то и дело выглядывая в окно кареты и смотря вслед телеге торговца.

Торговец был бодр, сидел и весело помахивал кнутом, объезжая колдобины.

Не могло же зелье так быстро испортиться, ведь Агнес его проверяла. На служанке зелье работало. А этот, вон, едет… Едет уже сколько. Нет, точно нужно было капать

больше. Больше, чем три. Однако в книге говорилось, что до рвоты и даже до смерти оно довести может.

А карета вдруг стала останавливаться. И встала, съехав на заросшую травой обочину.

– Что? – высунулась Агнес из окна. – Что встал?

– Заснул, кажись! – крикнул с козел Игнатий и указал кнутом вперед.

Девушка поглядела и увидала, как телега с торговцем кожами съехала в поле, что было под парами, справа от дороги.

Поначалу кони еще тянули ее, а потом, поняв, что хозяин ими не управляет, так и встали там, шагах в пятидесяти от дороги.

– За мной иди! – коротко бросила Агнес служанке и, не дожидаясь, пока конюх откроет ей дверь и откинет ступеньку, выпрыгнула из кареты и быстро пошла к телеге.

Ута быстро шла за госпожой. Агнес приблизилась к телеге, кожевенник Ринхель лежал, крепко сжимая вожжи, берет с головы упал, а костяшки на кулаках побелели. Словно он силился остановить лошадей в последнем порыве.

– Деньги ищи! – велела Агнес служанке.

А ее саму интересовало другое – не умер ли дурак этот. И было все на то похоже: щеки его ввалились, стали желты, глаза полуприкрыты. Нет, не могла она ошибиться в рецепте. Неужели в пропорциях ошибка вышла? Девушка наклонилась над ним, прикоснулась к щеке – теплая. Взяла за кисть его, как в книге писано, пальцами нащупала жилу сердечную. Нет, жив, жив дурак.

В беспамятстве просто. Но все равно нужно ей было специальную посуду аптекарскую и аптекарские весы покупать. По-другому зелья варить никак нельзя.

– Госпожа! – Ута протянула ей на ладони деньги. – Все, что в кошеле нашлось.

На широкой ладони девицы лежал всего один талер да еще мелкого серебра на столько же.

– Не все, еще ищи, еще должно серебро быть, – велела Агнес, забирая деньги. – В башмаках смотри, в рукавах, в полах платья.

Служанка принялась смотреть, где велено, но ничего не находила.

– Быстрее! – поторопила Агнес, увидав вдалеке мужицкую телегу.

– Нет, нет больше денег, госпожа, – подвывала Ута, ворочая купчика с боку на бок и ощупывая его одежду.

Агнес, конечно, злилась на эту корову, но что та могла сделать, если денег больше нет? Но девушка почему-то не верила, что денег у купца не было. Она подумала пару мгновений и ловкой рукой сразу пролезла к нему в панталоны, в гульфик.

Конечно, конечно, они были там. Девица вытащила маленький кошелек, сунула его под нос служанке и сказала зло:

– Дура.

– Господи, да кто ж знал… Да откуда мне знать…

Агнес откинула рогожу с телеги, там все кожи и кожи. И толстые, дубленые, какие солдатам надобны и на подметки башмачникам идут. И мягкие, те, что требуются сапожникам и седельщикам, мастерам по конской сбруе. И два рулона, что в сукно завернуты. Неспроста их так богато укутали. Отодвинула она сукно. Сафьян! Да еще и алый. Такой, что бумаги тоньше. То большим господам на перчатки, на охотничьи лосины и на сапоги идет.