Рыцарь-разбойник

Конофальский Борис

На этом канцлер закончил и положил лист бумаги на стол перед Волковым. Но тот бумагу не трогал, а взял ее брат Семион. И, не читая ее, даже не заглядывая в нее, сразу задал вопрос, как раз тот, который хотел бы задать кавалер:

– Уделов и сел за невестой не будет? Полей, покосов, выпасов, лугов или, может, лесов? Ничего?

– Ничего такого, – отрезал молодой граф. – Только то, что в списке. Поместий лишних у фамилии нет. Они все и так оспариваются моими братьями и другими родственниками.

–

Девица рода фон Мален – и так награда немалая, многие бы взяли ее и без приданого, только за кровь и честь, – добавил канцлер.

– С этим я согласен, – наконец произнес Волков. – Я и сам считаю, что фамилия Мален оказывает честь, предлагая свою девицу мне в жены.

Все, кто сидел напротив, закивали, даже нотариус.

– Но мне надобно время, чтобы подумать, – продолжал Волков. – Никто из вас, господа, не станет осуждать меня, если попрошу время на размышление?

– Нет-нет, никто вас не осудит, – сказал граф. – Это у холопов женитьбы – дело веселое.

– Да, чего им: попа позвали, пива выпили и легли под куст, – засмеялся канцлер. – А может, и попа звать не стали.

Все рассмеялись, атмосфера явно переставала быть сугубо деловой.

– Да, – согласился граф, – у холопов жизнь проста и легка, женись на том, кто приглянулся, а для нас брак – это политика. Мы были бы рады видеть столь сильного мужа, как вы, в нашей фамилии. Да и вы, наверное, хотели бы видеть в родственниках графа.

– Не стану врать, об этом и не мечтал я даже, – заверил Волков.

– Так соглашайтесь, и граф вам будет отцом названым, а я названым старшим братом, – продолжал граф.

– Еще раз прошу у вас времени на раздумье, – отвечал ему кавалер.

– Конечно-конечно, мы все понимаем, – улыбнулся фон Мален.

А канцлер, также улыбаясь, добавил:

– Только хотелось бы нам услышать ваш ответ до конца уборочной, до фестивалей у мужиков. А уборочная уже начинается. Вам хватит две недели на раздумья?

– Хватит.

– Что ж, тогда будем ждать вашего решения, – проговорил канцлер. – А если по приданому у вас будут какие-то пожелания, то мы готовы их рассмотреть.

– Я за две недели все обдумаю и сообщу вам.

Все стали вставать из-за стола, раскланиваться. А на выходе ждала Элеонора Августа с теми же женщинами. Элеонора снова почти уселась на пол, когда кавалер вошел в комнату. Но на сей раз он не прошел мимо, а подошел к ней, взял за руку и помог подняться.

Она все равно не поднимала глаз, смотрела в пол.

– Вы знаете, о чем я говорил сейчас с вашим братом? – спросил у нее Волков.

– Знаю, – тихо отвечала девушка.

– Желаете ли, чтобы это случилось?

– Жены из рода Маленов не желают ничего, чего бы не желали их отцы, братья и мужья, – нравоучительно проговорила дородная дама.

Но

Волков и не глянул на нее, он ждал ответа от Элеоноры.

– Что угодно папеньке, то угодно и мне, – наконец ответила та и подняла на него взгляд.

И кавалер вдруг понял, что она на его вкус совсем не красива. Куда ей до Брунхильды?

– Хорошо, – сказал он, – этого для меня довольно. До свидания.

Он шел вниз по лестнице и думал о словах этой женщины, а монах, следовавший за ним, говорил:

– Теперь ясно, зачем сюда епископ приезжал, зачем на разговор графа звал.

Волков остановился, повернулся к своему спутнику так быстро, что монах едва не налетел на него:

– Так ты думаешь, это затея епископа?

– Уж ни мгновения не сомневаюсь, – отвечал брат Семион. – Да и дочка графа в девках засиделась, Малены тоже рады будут, тут все одно к одному. А вам и приданое давать не нужно, и так возьмете. Вы ж не откажетесь от нее.

– А зачем это епископу? – не понимал Волков.

– Да как же зачем, господин, тут же все на поверхности лежит! – искренне удивлялся монах. – Вы свару с кантоном затеете, герцог на вас обозлится, решит покарать или в тюрьму бросить, а граф, родственничек ваш, выгораживать вас станет. А как вас не выгораживать, если вы муж его дочери? Нет, епископ хоть стар, а наперед смотрит. Он вам опору готовит в графстве.

– Чертовы попы, – покачал головой Волков. Он буквально почувствовал, как его толкают в спину, приговаривая: «Ну давай, давай, начинай свару, затевай войну». – А если я не захочу воевать? – спросил он, глядя в хитрое лицо монаха.

А тот и ответил сразу, не моргая и не размышляя ни секунды:

– Тогда вам тем более на графской дочке жениться нужно. Если уж вы надумали против воли церковных сеньоров идти, так тогда хоть с мирскими сеньорами подружитесь. Родственники такие вам никак не помешают.

Кавалер повернулся и пошел, размышляя на ходу над словами монаха.

– И нечего вам печалиться, – продолжал монах, идя за ним. – Все у вас есть и еще больше будет, главное – голову не терять.

– Думаешь?

– Конечно, вы ж с серебряной ложкой во рту родились.

Волкова аж передернуло от этих слов, он опять повернулся к монаху и зарычал:

– С ложкой родился? С ложкой? С какой еще ложкой? Один сеньор, сидя в Ланне, другому сеньору, сидящему в Вильбурге, пакость строит, а я рискую головой! Я или на войне погибну, или на плахе, или в тюрьму попаду, или мне бежать придется. И где тут ложка? Где ложка, болван? – Монах молчал. – Это у них там ложки! – Он указывал пальцем в сторону роскошного бального зала. – У них! А я родился с куском железа в руке. Чувствую, что и умирать мне придется с ним же и еще с одним куском железа – в брюхе.