Рыцарь Шато д’Ор
Шрифт:
— Ничего колбаска, — усмехнулась она, ощупывая напрягшуюся плоть Теодора, — вот сюда ее… Чик… И вставили…
— Милая тетушка, — сказал паж, — я не умею стоя.
— Это точно так же, как и лежа, только надо чуточку больше поработать!
— Вот так?
— Совершенно верно. И постарайся поменьше болтать.
— Слушаюсь, милая тетушка.
Упершись руками в могучие бедра Клеменции, мальчик, поблескивая глазенками, смешно возился у нее между ног, без усилий проталкивая в ее тело свою тонкую гибкую плоть. Клеменция, полулежа в кресле, прикрыла
«Когда они придут, как их встретить? Сделать вид, что ничего не произошло? Могут подумать, что это оскорбление. Если сделать вид, что рада, не поверят. Нет, первое все-таки лучше, да и проще. Господи, да лишь бы он вернулся! Как нежно орудует этот ребенок… Но все же это не Ульрих, не Ульрих! Его бы мне сейчас… Свят, свят! Грех-то какой!»
— Тебе нравится так? — сонно спросила она пажа.
— Очень нравится, тетушка! — азартно сказал мальчик. — Приятно…
— Мне тоже нравится, — сказала Клеменция, — но так ты устанешь…
— Мне кажется, тетушка, что чем дольше трешься, тем слаще…
— Ого! Так ты, пожалуй, и брызнешь на меня…
Мальчик хихикнул и сказал, немного смущенно:
— Милая тетушка, мне не хочется писать…
— А ты думаешь, что брызнуть — значит пописать на меня? Нет, мой мальчик, если ты брызнешь, то не тем, чем писают… Пойдем-ка, ляжем на постельку!
Она встала и, подойдя к кровати, грузно улеглась на нее, подобрав юбки и тяжело раскинув в стороны колени. Теодор, поддерживая спадающие штанишки, залез к ней и продолжал свой труд… Клеменция гладила его худенькую спину и большими тугими ляжками, скользкими от пота, плавно поглаживала мальчику бока… Мальчик дышал неровно, торопливо, словно на бегу. Его тело тряслось в неудержимом ритме, быстрее, быстрее, еще быстрее… Клеменция уже ощущала, что его движения вот-вот должны превратиться в резкий последний рывок, а вслед за тем… Раздался стук в дверь. Так стучал только старый Корнуайе.
— Не входить! — крикнула она, раздосадованно стряхивая с себя Теодора, и рявкнула: — Говори из-за двери!
— Вернулся Гильом, ваша милость, — прокряхтел Корнуайе. — Они не встретили мессира Ульриха… Оруженосцы тоже исчезли.
— Подтяни штаны! — прошипела Клеменция Теодору и, оправив юбки, села в кресло. Мальчик спрятался за спинку.
— Войди, Жан! — разрешила Клеменция.
— Доброго утра вашей милости, — сказал Корнуайе. — Их нет в «Нахтигале»! Гильом расспросил хозяина, и тот сказал, что никого у них нет. А заезжать туда они заезжали, это верно. Пили. Там еще были фон Альтенбрюкке, Мессерберг, с десяток других баронов и рыцарей, так они помнят, что мессир пил с ними и велел своему лучнику привести для всех гулящую девку. Но ее никто уже не мог пользовать, и пришлось это делать самому лучнику, чтоб добро не пропадало…
— Теодор, ты свободен! — сказала графиня, перебив Корнуайе. — Забери с собой Библию и отнести отцу Игнацию, да не забудь поблагодарить его…
— Слушаюсь, ваша милость! — Теодор поспешно скрылся.
— Продолжайте, Жан! — приказала Клеменция. — Значит,
— Точно так, ваша милость. Тогда Гильом с ребятами поскакали по дороге на Визенфурт, но по дороге никого не встретили, да и не догнали… Хотя они проехали по дороге до самых ворот города… Они даже думали поискать где-то рядом в лесу, но ни костра, ни шатра не видели.
— И никаких других следов? — взволнованно спросила Клеменция. — Может, они уже проехали в город?
— Ваша милость, — кашлянул Корнуайе, сетуя в душе на непонятливость «бабы». — Раньше, чем ворота закрылись, они бы все равно не успели, мессир Ульрих и остальные. Ворота Визенфурта закрывают с закатом солнца, а после того их могут открыть только гонцам маркграфа по значку или паролю, который каждый день меняется… Мессир Ульрих уехал с постоялого двора далеко за полночь, так что вряд ли его пропустили.
— Ну и что дальше?
— А дальше, ваша милость, Гильом повернул обратно, вот и все.
— Ну и что ты думаешь по этому поводу?
— А ничего, ваша милость, мое дело не думать, а выполнять.
— И все же?
— Я так полагаю, они через Тойфельсберг подались… — сказал Корнуайе.
— Ну и?!
— А уж это как Бог даст, может, и доехали. Могли, конечно, и не того…
— Тут не может быть «того» или «не того», — рявкнула Клеменция. — После обеда вышлешь Гильома с людьми через Тойфельсберг, пусть всю дорогу прочешут, но найдут!
— Воля ваша, — хмыкнул Корнуайе. — Только глупость это…
— Что-о?
— Глупость, говорю, ваша милость! — твердо сказал Корнуайе. — Не найдут они их, даже если всех их там уложили. Там в лесах можно целое войско спрятать, не найдешь! А если проехали они, то уж небось у маркграфа давно. А там тоже как Бог даст!…
— Заладил! — проворчала Клеменция, постепенно успокаиваясь. — Значит, может, и живы?
— Может, и живы… — пожал плечами Корнуайе.
В дверь осторожно постучали.
— Кого еще черт несет?
— Это я, ваша милость, служанка Анна… Повар докладывает, что завтрак готов.
— Передай, что я велела накрывать. Пшла, живо!
— Я вот еще чего… — замялся Корнуайе. — Гильом говорил, что, когда они до перекрестка доехали, туда, где поворот на Тойфельсберг, от этого поворота до Визенфурта дорогу словно черти истоптали, коней не меньше тысячи прошло… А повернули к реке.
— Тысяча коней? — заволновалась Клеменция. — Да это же целое войско!
— Да, и навоз свежий еще, за полчаса до них проехали.
— Куда именно? Ведь вдоль реки от Шато д’Ор до Визенфурта нет ни одного замка. Уж не к нам ли пожалуют? Не маркграф ли?
— Зачем же маркграфу своих вассалов воевать? — усмехнулся Корнуайе.
— Но кто же тогда?
— Епископ, больше некому… — заметил Корнуайе.
— Почему епископ? — со страхом в голосе произнесла Клеменция.
— А потому, что только он может в Визенфурте набрать тысячу копий враз, без шума и проволочки… Уж я-то знаю.
— Ты думаешь, он на нас идет, на Шато-д’Ор?