Рыцарь Шато д’Ор

Влодавец Леонид Игоревич

— Мое сердце говорит мне, что вы, без сомнения, будете мне достойной женой… — сказал Альберт таким тоном, что никоим образом нельзя было принять это заявление всерьез.

— Мессир, вы пролили за меня свою кровь… Я думала, что пришел мой час благодарить вас…

— У вас будет время сделать это после свадьбы, моя дорогая.

— Но я не переживу этой недели, не переживу!

— Послушайте меня, кузина, выбросьте эти мысли из головы. Вы, без сомнения, должны дождаться своего часа.

Альберт поднес к губам ее руку и нежно, хотя и несколько иронически поцеловал. Агнес оглянулась

по сторонам. Они стояли в зале у самой стены, и плащ Альберта прикрывал их от посторонних глаз. Ближайшие люди были далеко и не могли слышать их беседу.

— Мессир! — жмуря глаза от стыда и отчаяния, проговорила она, жарко дыша на него, и бюст ее, крепкий и упругий, вздымаясь, касался кольчуги Альберта. — Мессир, мне нужно стать вашей еще до утра завтрашнего дня, иначе я зарежусь кинжалом…

— Господи! — сказал Альберт таким тоном, каким говорят обычно: «Ну что возьмешь с эдакой дуры?»

— Сударь! — настойчиво упрашивала его Агнес. — Посетите меня ночью, ради всех святых! Грех ваш я, клянусь Богом, возьму целиком на себя!

— Я подумаю… — усмехнулся Альберт. — Ждите от меня записки…

— Я буду ждать вас! — прижимаясь к его доспехам, сказала Агнес и убежала, овеянная сладкой надеждой.

После обеда, отдохнув, проводили домой Вальдбурга, который, поцеловав на прощание невесту, убыл, полный счастья и предвкушая очередное ночное похождение. Клеменция собралась в подвал, где Корнуайе с палачами допрашивал Вилли и еще нескольких подозреваемых лиц. Альберт с отцом Игнацием сел играть в шахматы, а Альбертина уселась за вышивание. Нарушил семейную идиллию приезд Франческо. Мы оставили его в тот момент, когда он на трофейном коне поскакал по лесной просеке. Как это ни странно, но он довольно быстро выбрался на большую дорогу и не спеша, потому что не хотел замучить коня раньше времени — вдруг придется удирать от монахов? — добрался до Шато-д’Ор. Его вначале не пустили, потому что ходили докладывать мессиру Альберту…

— Один? — переспросил Альберт у Франческо, когда тот сбивчиво рассказал ему обо всех похождениях, случившихся ночью, и повествовал об обнаруженных им трупах и раненом монахе.

— Да, мессир Альберт, жив был только один, мне пришлось добить его, и он сказал, что они идут на Шато-д’Ор. Епископ хочет захватить замок.

— Значит, он говорил о подземном ходе? — спросил Альберт.

— Да, мессир. Еще я на всякий случай взял бумагу, которая была на одном из монахов…

— Что за бумага, ты читал?

— Нет, мессир, читать я не умею, да и потом он запечатан, это свиток, а сдирать печати — не мое дело.

— Ну, давай ее сюда!

Франческо отдал Альберту бумагу. Тот решительно сорвал печать и раскатал свиток. «Брату Феликсу — брат Птица…» — было написано на бумаге вверху по-латыни. В латыни Альберт был не шибко силен и передал свиток отцу Игнацию, который, отвлекшись от шахмат, взял лист и, отставив его далеко от старчески дальнозорких глаз, прочел его про себя, смешно шевеля губами, а затем сказал:

— Отправь-ка паренька на кухню, э-э… сын мой! Там его покормят тем, что осталось от обеда…

Альберт понял, что Франческо лишний в этой комнате, и приказал оруженосцу:

— Ступай на кухню и передай главному

повару, что я велел тебя накормить… Понял?

Франческо голоден не был, но комнату покинул, так как научился понимать господ, когда те не могли или не хотели с ним откровенничать.

Выйдя во двор, Франческо направился на кухню, а поп вместе с Альбертом принялись читать грамоту.

— «От брата Птицы брату Феликсу — привет! — прочел поп. — Его преосвященству: три голубя прилетели…» Должно быть, это мессир Ульрих со своими. Так, пойдем дальше: «Старая голубка велела голубю лететь к ворону…» Должно быть, голубка — матушка ваша, а вот кто ворон?

— Маркграф, наверно?

— А почему же велела? Он ведь сам поехал? Ладно: «…Голуби сядут на воронье гнездо к вечеру, если не заночуют у соловья…» Ну, тут все просто: Ульрих и его люди будут в Визенфурте к вечеру, если не остановятся на ночевку в «Нахтигале»… Далее: «…У соловья воронята, не заклевали бы голубей до времени». Это тоже просто: на постоялом дворе — люди маркграфа, как бы они не убили Ульриха и его людей…

— Вот черт! А ведь Ульрих и его люди действительно остановились у соловья, то есть в «Нахтигале»… Боюсь я за них!

— Не бойтесь, сын мой, если бы их убили, то наверняка уже кто-нибудь поспешил бы вас обрадовать… Читаю дальше: «…Голубка летает к воробышку, он ее топчет, вороненок хочет, чтоб они…» Тут размазано, не разобрать. «Вороненок прилетал в голубятню, видел, что голубок с воробышком клевались».

— Воробышек — это Вальдбург, а голубок — это я! — догадался Альберт.

— А голубка? — поинтересовался поп со странной усмешкой.

— Сам же обручал… — сердито сказал Альберт.

— Ну да, понятно! — кивнул отец Игнаций. — Должно быть, так… Поехали далее: «…Вороненок дурной, смотрел на голубка, да решил воробушком прикинуться…» Вчера, что ли, его Андреас подкузьмил, вороненка-то этого?

— Де Перрье? Ага, он его купить хотел, да не вышло…

— «Через зяблика новый привет ждите. Брат Птица, без ушей, да с крылышком». Э, да он уж сидит, ему, поди-ка, уж все ребра растрепали…

— Неужто Вилли? — удивился и даже ужаснулся Альберт. — Откуда же он все знает, глухонемой ведь, а?

— То-то, без ушей да с крылышком! Он по-немому на пальцах говорит? Говорит! А бабки на пальцах говорят? Говорят! Понимаете, что он знать может?!

— Понял, — сказал Альберт растерянно.

В это время явился посыльный и доложил:

— К замку прибыл мессир Ульрих и с ним отряд рыцарей!

У БОРТНИКА КЛАУСА

Оставим-ка вновь Шато-д’Ор, благо основные герои туда уже вернулись и вроде бы находятся в безопасности. Беспокоиться можно нам только за Андреа, отважную воительницу, истребившую целый десяток монахов в ночном бою. Бросили мы ее, ослабевшую, измученную, исцарапанную ветками и к тому же раненную в руку и ногу, причем потерявшую много крови. Полежи она в беспамятстве и без помощи еще несколько часов, и, глядишь, Франческо, который, как мы помним, побывал на месте боя, нашел бы ее тут уже бездыханную и пришлось бы ему искать и ей место для могилки… Но, как мы помним, Франческо ее на месте боя не нашел…