Рыцарь страсти
Шрифт:
— Гордость, вероятно. — Франсуа пожал плечами. — Он мог не знать, что мы так и не воспользовались этими деньгами.
Линнет положила руки на письма, разложенные у нее на коленях. Если бы она знала тогда, насколько другой была бы ее жизнь!.. Она злилась столько, сколько себя помнила. Злилась, что отец без малейшего сожаления оставил их мать беременной. Злилась, что он не считал своих незаконнорожденных детей достойными внимания, тем более поддержки.
Она не променяла бы годы своего детства
Возможно, тогда она не ждала бы, что все, кто ей дорог, обязательно покинут ее. Все, кроме Франсуа, разумеется. Он был единственным, в чьей любви она никогда не сомневалась, и ей даже в голову не приходило, что он может бросить ее.
Возможно, она доверяла бы и Джейми.
— Отец рассказал мне, что пытался найти нас, когда дедушка умер, — сказал Франсуа. — А когда не смог отыскать наших следов, то подумал, что мы умерли во время осады.
— Где ты нашел золото и письма? — спросила Линнет.
Впервые с тех пор, как вручил ей письма, Франсуа улыбнулся, глаза его озорно заблестели.
— Ты помнишь ту курчавую девчушку, которую ты нашла в доме Мичелла?
— Нуда, его дочь Лили.
— Так вот, Лили и ее сестра Роуз появились на пороге твоего дома, пока ты была в Лестере, — сказал он. — У них было твое кольцо.
Линнет засмеялась:
— Лили нашла письма, да?
— Именно. Они были спрятаны в углублении в стене магазина, за кирпичом.
— Какая востроглазая девочка. — Линнет покачала головой. — Как она поняла, что они принадлежат нам?
— Ее сестра умеет читать, представляешь?
— И вполовину не так удивительно, как то, что их вороватый папаша назвал своих дочек цветочными именами.
— Лили, маленькая паршивка, хотела письма вернуть, а золото оставить себе. Она пыталась убедить сестру, что у тебя так много монет, что эти тебе без надобности.
Линнет рассмеялась и захлопала в ладоши.
— Ну не чудо ли она?
— Роуз, однако, настояла, чтобы вернуть все.
— Надеюсь, ты вознаградил девочек?
Франсуа кивнул:
— Я отдал им половину.
— Половину? Это кажется более чем щедрым… — Она прищурилась, глядя на брата. — Эта Роуз не маленькая девочка, да?
— Я бы назвал ее милашкой, — сказал Франсуа с легкой улыбкой в уголках губ.
— Нет, не говори. Дай угадать. Этой Роуз восемнадцать, и она такая же прелестная, как ее младшая сестра.
Франсуа отвел взгляд и потер подбородок, словно размышляя над вопросом.
— Ей
— Она взяла деньги, которые ты ей дал?
Франсуа покачал головой.
— Прекрасная Роуз взяла только две монеты в качестве награды, одну для себя, другую для сестры, и настояла, чтобы остальное я забрал назад. — Он помолчал. — Но я незаметно сунул монеты Лили, которая спрятала их под своей накидкой.
— У этой Роуз хватит и того, что у нее отец Мичелл, чтобы еще и ты усугублял ее беды.
— Я? — воскликнул Франсуа, хлопнув себя ладонью по груди. — Чтобы я усугублял беды девушки?
— А то нет, можно подумать, — проворчала Линнет. — Осторожно, Франсуа, это неискушенная девушка. Нельзя…
— У тебя нет причин бранить меня. Я ничего не сделал, — поклялся Франсуа, вскинув руки. Потом добавил: — Но я не смогу устоять, если она захочет меня.
Линнет закатила глаза. Франсуа снова посерьезнел.
— Прости, милая, но у меня для тебя еще есть новость. — Он взял ее за руку и сжал. — На этот раз плохая.
— Если ты жив-здоров и здесь, со мной, значит, новость не может быть слишком плохой.
— Я должен немедленно вернуться во Францию.
— Во Францию? Но зачем?
— Нарочный прибыл три дня назад от управляющего нашего отца.
Сердце Линнет застучало быстрее.
— От управляющего, а не от Алена?
— Ален был нездоров, когда я уезжал несколько месяцев назад.
— Почему ты не сказал мне?
Он вскинул бровь, но не ответил. Если бы он сказал ей, она скорее всего пожелала бы Алену гореть в аду.
— Мне очень жаль, милая, но управляющий сообщил мне о смерти Алена. — Франсуа потрепал сестру по колену. — Ему было уже почти шестьдесят. Он прожил долгую жизнь.
— Я злая, я дурная.
Линнет закрыла лицо руками, охваченная чувством вины и неожиданным чувством потери.
Ален совершал ошибки с первой минуты их встречи: исправлял ее поведение, пытался приспособить ее к своему разумению, как должна вести себя девушка благородного происхождения. Но она никак не могла вписаться в эти рамки.
Она отказалась бы приспособиться в любом случае — просто потому, чтобы не доставить ему удовольствия. Гнев и негодование завладели ее душой. Ее пылающая потребность наказать его не давала ей увидеть ничего больше.
А теперь уже слишком поздно что-то исправить. Слишком поздно для примирения. Слишком поздно, чтобы по-настоящему узнать своего отца.
— Я злилась и бесилась из-за того, что ты проводил с ним время, — сказала она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — А теперь, когда мы знаем правду, понимаю, как отвратительно и низко это было с моей стороны.