Рыцарь
Шрифт:
Это была та самая могила, возле которой грохнулась, споткнувшись, Глория, — а потом еще врала Роберту, что это Дуглесс ее оцарапала! Сгорая от любопытства, Дуглесс направилась к могильному камню: у самого его подножия, прикрытый травой и грязью, валялся бриллиантовый браслет Глории ценою в пять тысяч долларов! Подняв его, Дуглесс чуть поиграла с ним при солнечном свете.
— Бриллианты превосходного качества, — прокомментировал Николас, — а изумруды — порядочная дешевка!
Смеясь и сжимая в руке браслетик, Дуглесс воскликнула:
— Ну, теперь-то я его
Выходя из церкви, она испытывала необыкновенный подъем: теперь все должно сработать наилучшим образом! Роберт наверняка будет очень ей признателен за найденный браслетик, и… кто знает? Не исключено, что она может улететь из Англии, получив-таки предложение руки и сердца!
— Ладно, пошли теперь по магазинам! — весело сказала она Николасу. Пока они шли по улице, мысленно она уже составила список нужных ей вещей, чтобы предстать перед Робертом в самой лучшей форме! Ей необходимо все для лица и волос, одежда, и, конечно же, новая блузка — взамен той, у которой порван рукав!
Прежде всего они отправились к торговцу монетами и загнали еще монетку — на этот раз за полторы тысячи фунтов. У себя в гостинице Дуглесс распорядилась оставить за ними их номер еще на трое суток. За это время торговец сумеет найти покупателя на более редкие монеты Николаса. А Роберту это даст время найти ее.
Затем они направились в аптеку.
— Что это такое? — шепотом спросил Николас, разглядывая бесконечные ряды каких-то веселой расцветки упаковок.
— Это — обычная для аптеки всячина: шампуни, зубные пасты, деодоранты, — пояснила Дуглесс.
— Я не знаю, что означают эти слова, — сказал Николас. Все мысли в голове у Дуглесс сосредоточились исключительно на Роберте и браслетике в ее кармане, но она все же сообразила, что на товары в витрине можно, конечно, поглядеть и глазами человека елизаветинских времен — при той, разумеется, оговорке, что Николас был-таки этим человеком из прошлого, хотя, несомненно, он им не мог быть! Со времен учебы в институте Дуглесс помнила, что до недавнего времени люди изготавливали у себя дома все, в чем нуждались.
— Вот это — шампунь, им моют голову, — принялась пояснять она и, открыв упаковку с шампунем, изготовленным на основе папайи, предложила:
— Понюхайте!
Николас понюхал и восхищенно улыбнулся.
— А это — огуречный, — сказала она, открывая другую упаковку. — А вот этот — клубничный! — И, показывая ему лосьон, употребляемый после бритья, спросила:
— Вы не хотели бы сбрить бороду?
Поглаживая рукой бородку, Николас ответил:
— Что-то я действительно не видел тут у вас мужчин с бородами!
— Да нет, — сказала Дуглесс, — кое-кто все же носит бороды, но, по правде говоря, это уже не модно.
— Хорошо, в таком случае я найду парикмахера и сбрею ее, — сказал Николас и, помолчав, спросил:
—
— Да, — ответила Дуглесс, — парикмахеры у нас еще имеются!
— И он может залить серебром мой ноющий зуб тоже? — опять спросил он.
— Да нет, что вы! — засмеялась Дуглесс. — В наше время парикмахеры и дантисты — люди разных профессий. Выберите-ка себе лосьон для бритья, а я пока поищу крем и лезвия. — И, подхватив небольшую корзиночку для покупок, она принялась заполнять ее шампунями, тюбиками с краской для волос, расческами, зубными щетками, пастой, кремами и даже положила в нее портативный дорожный набор с электробигуди. В тот самый момент, когда Дуглесс, предвкушая удовольствие, любовалась косметическим набором, она услышала где-то у себя за спиной неясный шум — похоже, это Николас пытался привлечь к себе ее внимание.
Обогнув прилавок, она увидела, что Николас вскрыл тюбик с зубной пастой и выдавил ее на стеллажи с товарами.
— Я только хотел понюхать! — строго проговорил он, и Дуглесс поняла, что он испытывает сильнейшее смущение.
Вскрыв коробку с бумажными салфетками, она принялась стирать пасту с прилавка и с его ремня.
Он тоже взял салфетку из коробочки.
— Да это же бумага! — удивленно и почтительно произнес он. — Слушайте, перестаньте немедленно! Бумагу вы не должны на это расходовать: слишком уж она дорого стоит. Ведь этой бумагой еще не пользовались!
Дуглесс не могла взять в толк, о чем это он:
— Салфеткой вообще пользуются лишь раз, а потом ее просто выбрасывают! — сказала она.
— А что, в вашем веке все так богаты? — спросил он. Дуглесс все еще не вполне его понимала, но затем вспомнила, что в шестнадцатом веке вся бумага изготовлялась вручную.
— Да, насколько мне известно, в вещах мы недостатка не испытываем, — заявила она после некоторого молчания. Вскрытую коробочку с салфетками она сунула в корзинку и продолжила отбор других нужных вещей. Корзинка пополнилась кремами для лица и для бритья, лезвиями, деодорантом, салфетками для мытья из махровой ткани — в английских гостиницах их не предоставляют постояльцам! — и еще целым набором всевозможных косметических средств.
Ей вновь пришлось взять на себя обязанность распоряжаться бумажными деньгами Николаса: он просто слышать не мог про цены!
— На деньги, которые требуют за этот пузырек, я мог бы лошадь купить! — проворчал он, когда она зачитала ему цену на одном из флакончиков. Дуглесс расплатилась и потащила пластиковый мешок, полный покупок, к выходу из магазина — Николасу, разумеется, и в голову не пришло взять у нее из рук мешок!
— Давайте-ка отнесем это в гостиницу, а уж потом мы можем… — Она не договорила, потому что Николас остановился перед витриной какого-то магазина. Еще вчера его хватало лишь на то, чтобы разглядывать улицу: таращиться на машины, иногда — вставать на колени и ощупывать тротуар, иногда — пристально разглядывать прохожих. Сегодня он уже обращает внимание на магазины, восторгается их огромными стеклянными витринами, трогает рукой надписи.