Рыцарь
Шрифт:
— Николас Стэффорд, граф торнвикский и саутитонский, лорд фарлейнский, — ответил он. Дуглесс даже моргнула:
— А еще титулов нет?
— Ну, почему же? Еще несколько баронских титулов, но ни один из них не является важным.
— Ладно, баронские титулы опустим, — согласилась Дуглесс и продолжила расспросы. Она записывала, пока он перечислял названия своих владений: поместья его были разбросаны по всей Англии — от Восточного Йоркшира до Южного Уэльса, — а кроме того, у него были земли во Франции и Ирландии!
Через некоторое время она закрыла записную книжку.
—
После пресловутого «ленча» они сделали очередной привал в парикмахерской, где Николаса побрили. Дуглесс взглянула на него, когда, наконец-то начисто выбритый, он откинулся на кресле, и у нее даже дыхание перехватило: волосы у него черные-пречерные, а глаза — темно-синие!
— Как, сударыня, годится? — тихонько посмеиваясь, спросил он.
— Сойдет! — ответила она, улыбаясь ему.
Они понесли пакеты с покупками в гостиницу, и хозяйка сообщила, что у нее появилась свободная комната с ванной. Некая разумная часть существа Дуглесс, не утратившая еще способности думать, подсказывала ей, что эту комнату ей следовало бы занять самой, но рта она так и не раскрыла! Когда Роберт приедет за ней, то, может быть, ему будет полезно увидеть ее в обществе сказочно красивого мужчины!
Затем они еще раз прогулялись к церкви, но выяснили, что Роберт ничего для нее не передавал и браслетом пока никто не интересовался. Тогда они отправились в бакалейную лавку и купили там сыр и фрукты, а у мясника приобрели кусок пирога с мясом. Затем зашли в булочную, где купили хлеб, «сконы» и пирожные, а в винной лавке — бутылку вина.
Ко времени чаепития Дуглесс почувствовала полное изнеможение.
— Похоже, мой казначей устал и клонится книзу, будто спелый колос! — с улыбкой проговорил Николас, глядя на нее.
Да, именно так Дуглесс и чувствовала себя, и его слова о «клонящемся спелом колосе» вполне точно описывали ее состояние. Они побрели обратно к своей маленькой гостинице.
Оказавшись там, они перенесли пакет с книгами в садик, хозяйка заварила для них целый чайник чаю и вынесла в садик одеяло. Они сидели на одеяле, пили чай, ели «сконы» и разглядывали купленные книги. Погода стояла дивная, настоящая английская: свежо и тепло одновременно, солнце светит, но не слишком сильно. Садик весь зарос пышной зеленью, благоухают розы. Дуглесс сидела, Николас вытянулся перед нею на животе — одной рукой он брал с тарелки и отправлял в рот «сконы», а другой осторожно перелистывал страницы книги.
Рубашка натянулась на его мускулистой спине, а брюки плотно облегали бедра. На ворот рубашки спускались завитки темных кудрей.
— Вот он, здесь! — воскликнул вдруг Николас и столь стремительно принял сидячее положение, перекатившись предварительно на спину, что Дуглесс от неожиданности даже чай расплескала. — Вот он: самый новый из моих замков! — пояснил он и придвинул к ней книгу после того, как она поставили чашку на блюдечко.
— Замок Торнвик, — прочитала она. — Основан в тысяча пятьсот шестьдесят третьем году Николасом Стэффордом, графом торнвикским… — Дуглесс посмотрела на него: он лежал на спине и улыбался, этакой ангельской
— Продолжайте же! — тихо сказал Николас, и улыбка исчезла с его лица.
— …Когда граф торнвикский был обвинен в измене и приговорен к смерти через отсечение головы. Существовали сомнения в том, действительно ли он был виновен, но расследование этого дела прекратилось, когда… — голос у Дуглесс сделался совсем тихим, — когда за три дня до казни графа нашли мертвым за его конторкой, на которой… — она опять посмотрела на Николаса и закончила совсем шепотом:
— …на которой лежало его неоконченное письмо к матери.
Николас некоторое время молчал, наблюдая за плывущими по небу облаками, а потом наконец спросил:
— А там говорится что-нибудь о дальнейшей судьбе моей матери?
— Нет, ничего, — ответила Дуглесс. — Тут просто описывается замок и сообщается, что его так и не достроили, а то, что от него осталось, пришло в полное запустение после Гражданской войны, вашей Гражданской войны, не нашей! Говорится еще, что в тысяча восемьсот двадцать четвертом году дамок был отреставрирован для семейства Джеймсов, а… — она опять запнулась, — а сейчас превращен в дорогой отель с рестораном, маркированным двумя «звездочками»!
— Что?! Мой дом превращен в помещение для общественных нужд? — вскричал Николас с явным отвращением. — Да он же должен был сделаться центром учености, центром знаний, он!..
— Но, Николас, все это происходило сотни лет тому назад! Я хочу сказать: возможно, происходило! Ну, разве вы не понимаете?! Вполне вероятно, что мы с вами сможем забронировать там номер! Может статься, мы даже поселимся в вашем же доме!
— И мне, вероятно, придется платить за постой в собственном замке, да?!
— Ну, хорошо: никуда тогда не ездите! — в отчаянии всплеснула руками Дуглесс. — Все! Остаемся здесь и ближайшие двадцать лет посвятим хождению по здешним магазинам!
— А язычок-то у вас остер! — воскликнул он.
— Да уж, за себя я постоять могу! — отозвалась Дуглесс.
— Это точно, только не перед бросающими вас мужчинами! — заметил он.
Она тотчас же вскочила, но он, поймав ее за руку и глядя в глаза, произнес:
— Хорошо, я заплачу! — и, не отпуская ее руки и нежно поглаживая пальцы, добавил:
— А вы? Вы останетесь со мной? Выдернув руку, она ответила:
— Что ж, договор есть договор! Мы найдем то, что вам необходимо узнать, чтобы вы могли смыть пятно с репутации вашего предка!
— Ну вот, — с улыбкой проговорил Николас, — выходит, я теперь — еще и предок самого себя!
Встав с одеяла, Дуглесс прошла в гостиницу, чтобы позвонить в «Замок Торнвик». Сначала отвечавший за бронирование номеров служащий отеля надменно ответил ей, что заказы следует размещать за год вперед, но потом в трубке послышался какой-то шорох, а затем тот же служащий известил ее, что совершенно неожиданно лучший из их номеров сейчас оказался незанятым. Дуглесс распорядилась оставить его за ними.