Рыцарь
Шрифт:
Лорн всего лишь выдвигал предположения, в которые сам не очень-то верил. Но именно эти слова Наэ хотела слышать, и потому он старался приободрить ее, как мог.
И кто знает?
Вполне возможно, Эстеверис имел свои планы относительно Дорсиана. Тот был идеальным козырем, и умелый стратег вроде премьер-министра не мог не приберечь его для важного хода. Возможно, он собирался использовать мятежника как разменную монету или как средство давления. Возможно, он намеревался отдать его под суд, устроить громкий процесс
— Как ты думаешь, они пытают его? — со страхом в голосе спросила Наэ, словно прося Лорна солгать.
Он не спешил с ответом.
Это был последний возможный вариант, объясняющий, почему Каэлу Дорсиану могли сохранить жизнь: Эстеверис хотел заставить его говорить. В этом случае не приходилось сомневаться, что его подвергнут пыткам. Скорее всего, его мучения уже начались, и Лорн предпочел бы не говорить об этом. Но Наэ не была ни глупой, ни наивной. Она наверняка подумала о том же, и не в последнюю очередь потому, что сама боялась попасть в руки палачей.
К счастью, этого не произошло.
— Я не знаю, — сказал Лорн.
Что уж точно не было ложью.
— А ты мог бы ему помочь, — осторожно произнесла Наэ.
— Помочь ему? Дорсиану?
— Вы с ним на одной стороне, Лорн. Возможно, ты сумел бы добиться его освобождения. Или, по крайней мере, того, чтобы его судили по справедливости.
Лорн вспомнил, как проходил его собственный судебный процесс, и ощутил укол боли. Он спросил себя, не нарочно ли Наэ решила задеть в нем особо чувствительный нерв, когда заговорила о справедливом суде. Но он отверг эту мысль. Наэ не могла умышленно так поступить с ним.
— Я не уверен, что имею на это право, — сказал Лорн тоном, каким родители успокаивают ребенка.
— Но если подвернется удобный случай, ты сделаешь это?
Глаза Наэ неотрывно смотрели на него, и он знал, что не сможет солгать. Он подумал и произнес:
— Да.
Молодая женщина улыбнулась.
Ее улыбка говорила не только об облегчении, которое Наэ почувствовала от прилива надежды, а главным образом о радости: тот Лорн, которого помнила и любила Наэ, не умер в Далроте, и справедливость и сострадание по-прежнему были присущи ему.
Она бросилась к Лорну и горячо обняла его.
— Спасибо, — прошептала она, прижавшись лицом к его шее. — Спасибо…
Лорн не знал, что делать.
Он неловко сомкнул руки на спине молодой женщины, едва касаясь ее. Но он чувствовал ее тепло, прикосновение ее груди к своей, ее живота к своему. Встревоженный желанием, которое зарождалось в нем, Лорн мягко отстранил Наэ.
— Будем надеяться на лучшее, — произнес он. — Договорились?
Она кивнула; ее глаза были влажными от слез.
— Закрой за мной, — велел Лорн, показывая на дверной замок. — Не выходи отсюда, пока я не разрешу.
— Ты уходишь?
— Я буду ночевать в каюте твоего отца, в его гамаке. Устраивайся здесь.
— Спасибо, Лорн. Спасибо за все.
Он улыбнулся и пожал плечами:
— Не за что! Не могли же мы оставить тебя в лапах Эстевериса.
Лорн поцеловал Наэ в лоб и, перед тем как выйти, напомнил ей:
— Не забудь про замок. До завтра.
Наэ заперлась и прислонилась к двери.
Затем она медленно соскользнула и села на пол, поджав колени. Ее взгляд сделался печальным, когда она вновь оказалась наедине с воспоминанием о насилии, которое совершил над ней Дальк.
Она не плакала.
ГЛАВА 7
Тем временем разгневанный Стюриш наскоро умылся и поспешил в покои Эстевериса. Тот отдыхал на террасе, потягивая из бокала ароматное вино. Его тучное тело, прикрытое одеянием из шелка, было еще влажным после только что принятой обжигающе горячей ванны, от которой кожа приобрела медный оттенок. Министр был без колец, и его толстые пальцы казались непривычно голыми.
— Итак? — спросил он почти насмешливым тоном.
Срывающимся голосом капитан рассказал о том, как Ониксовая гвардия не пустила их с обыском в свои помещения, как Лорн воспользовался властью Верховного короля и как принц Альдеран остановил драку. Эстеверис слушал его отчет с улыбкой, глаза министра блестели, словно он получал большое удовольствие. Поначалу это поведение заинтриговало Стюриша, а затем удвоило его гнев. Он сделал над собой невероятное усилие, чтобы сохранить внешнее спокойствие.
Наконец разозленный Стюриш не выдержал:
— Вы… Вы улыбаетесь?
— Совершенно верно. Спокойной ночи, капитан. На сегодня это все…
Стюриш ушел, ничего не понимая.
— Простите, но что вас так обрадовало? — спросил Дальк, выходя из тени. — Стюриш действовал по вашему приказу. Ваш авторитет попрали…
— Я знаю, я знаю… — закивал Эстеверис.
Министр знаком велел Дальку подать ему руку и встал. Они вышли за полупрозрачные занавеси, которые колыхались на теплом ветру, и направились на террасу, освещенную Большой туманностью, такой яркой, что ночь казалась почти светлой.
Над безлюдной террасой нависали драпировки из легкой ткани; они заканчивались возле балюстрады, к которой подошли собеседники. Терраса нависала над пустотой, и никто не мог подслушать разговор министра и его посетителя. Кроме того, доносившийся сюда монотонный шум речных вод без труда заглушал звуки их голосов, пока они разговаривали не слишком громко.
— Как вы думаете, откуда кузнец узнал, что мы арестовали его дочь? — с загадочным видом спросил Эстеверис.
— Ваших рук дело? — удивился Дальк. — Но почему?