Рыцарь

Певель Пьер

Лорну нравилось ощущать себя изгоем.

Он ненавидел то, во что превратился двор Верховного королевства: гнездо интриг и зависти, лицемерия и низости, показной роскоши, где каждый обязан своим положением королеве, только ей, а никак не своим собственным заслугам, даже те, кто пользовался теми или иными привилегиями по праву рождения. Весь этот лебезящий мирок транжирил деньги, растрачивал состояния, лишь бы нравиться королеве и льстить ее тщеславию, потому что любимцы могли впасть в немилость в любую секунду.

Во время банкета, пока перемены блюд и выступления артистов следовали одно за другим, Лорн

с горечью смотрел на придворных, которые смеялись и аплодировали только вместе с королевой. Но главным образом он внимательно наблюдал за принцем Ирдэлем, который сидел за тем же столом. Казалось, тот почти не изменился за три прошедших года. Виски принца слегка поседели. В остальном он оставался тем же благородным человеком, чье альгуэрское происхождение не вызывало никаких сомнений. Высокий, худой, темноволосый, он был сыном инфанты Альгуэры, первой супруги Верховного короля, которая умерла в родах. Алан родился на десять лет позже Ирдэля и нисколько не походил на сводного брата. Светловолосый, веселый и жизнерадостный, Алан был полной противоположностью Ирдэля. Из двоих принцев, сидевших за этим столом, все внимание доставалось Алану, потому что он был одним из тех солнечных созданий, которые словно бы притягивают свет и делают его теплее и ярче.

Лорн отметил, что Ирдэль не пьет и почти не прикасается к еде. Он улыбался, когда другие хохотали. Он прислушивался к своим соседям по столу, вежливо отвечал им, но говорил скупо и, казалось, почти не обращал внимания на выступления жонглеров, танцоров и шутов. Без сомнения, сказывалась усталость после дороги и тех деликатных переговоров, которые он только что провел. Однако в целом Ирдэль вел себя сообразно своему характеру. Спокойный и сдержанный, он не проявлял большого интереса ни к вкусной еде, ни к пышному празднеству. И он не старался понравиться кому-то, в противоположность Алану, который, сам того не осознавая, испытывал в этом потребность.

Ближе к концу банкета Лорн перехватил взгляд Ирдэля, и некоторое время они смотрели друг на друга. Лорн прочел усталость и смирение в глазах принца и понял, что тот делает ему своего рода признание. Почему ему, а не кому-то другому? Вообще-то Ирдэль и Лорн были мало знакомы. Но, возможно, принц догадался, что Лорн, как и он сам, любому званому ужину предпочел бы тарелку рагу, поставленную на стол караульного помещения. Что им обоим хотелось как можно скорее сбежать от этого пьяного ликования и от этих надменных улыбок. Что они испытывали равное отвращение к этой кричащей роскоши. Несмотря на то что Ирдэль умел притворяться лучше, чем Лорн, только они двое во всем зале (да, пожалуй, еще Эстеверис) не веселились и не болтали, а смотрели и слушали.

Кроме того, еще больше их сближало то обстоятельство, что оба они, каждый по-своему, были чужими при королевском дворе. Молчаливый и наблюдательный Ирдэль понял это первым, но и Лорн без труда догадался обо всем. Конечно, Ирдэль получал те знаки уважения, на которые имел право. Ему воздавали почести, ему льстили. Но это было не более чем лицемерием. Ирдэль приходился сыном первой жене короля, умершей в родах. Когда Эрклан II женился на Селиан, то все еще продолжал любить покойную супругу. Вот почему королева Селиан с трудом терпела присутствие принца Ирдэля. Несмотря на улыбки и знаки внимания, которыми она публично одаривала

Ирдэля, не приходилось сомневаться, что Селиан куда более благоволит Алану — своему сыну. Придворные не питали заблуждений на сей счет и знали: чтобы нравиться королеве, лучше держаться ближе к принцу Альдерану. Кроме того, разве можно было предпочесть сияющему Алану такую тусклую личность, как Ирдэль?

Когда Ирдэль отвел взгляд, чтобы вместе с другими посмеяться над очередной остротой своего брата, Лорн вспомнил слова отца Домни об Алане, сказанные в день прибытия в Самаранд: «Некоторые мечтают о том, что он унаследует трон после смерти Верховного короля». А потом белый священник добавил, что народ надеется на великого короля и опасается, «что Ирдэль не станет таковым».

Лорн обвел собравшихся длинным и медленным взглядом, спрашивая себя, многие ли из них обрадовались бы или, по крайней мере, не возражали бы, взойди Алан на Ониксовый трон вместо своего старшего брата.

Глаза его скользнули по фигуре Эстевериса, который наблюдал за ним.

Затем остановились на королеве.

После банкета состоялся грандиозный фейерверк: его устроили на одном из судов, шедших позади Плавучего дворца. Как только факелы и бумажные фонарики потушили, Лорн покинул зал. Он прихватил бутылку вина и уединился на террасе, где дул приятный теплый ветерок, но не успел устроиться в кресле, закинув ноги на низкий столик, как вдруг откуда-то появился Иссарис и плавно прыгнул ему на колени.

Лорн улыбнулся:

— Вот и ты. Как дела?

В ответ Иссарис уткнулся своей маленькой треугольной головой ему в руку.

Лорн сомневался, брать ли кота с собой, ведь тот только-только привык к Черной башне и ее окрестностям. Но рыцарь очень привязался к коту, а главное — атаки Тьмы прекратились с тех самых пор, как благодаря Посланнику в его жизни появился Иссарис.

Было ли это случайным совпадением?

Лорн не знал ответа. Он знал лишь, что в присутствии кота ему становилось легче и спокойнее, вот и этой ночью тепло и ласковое мурлыканье Иссариса тотчас развеяли его тревоги; поглаживая кота, Лорн маленькими глотками пил вино прямо из бутылки.

Ночное небо за его спиной засветилось, когда фейерверк поднялся ввысь и яркими цветами разукрасил мертвенно-бледные созвездия Большой туманности.

ГЛАВА 4

На следующий день Лорн вместе со своими людьми пришел в фехтовальный зал на нефе принцев. Этот зал предоставлялся Ониксовой гвардии для тренировок рано утром и поздно вечером.

Пришли все, кроме Ваарда.

— Кто-нибудь знает, где Старик? — спросил Лорн.

Никто не знал, но Дуэйн, который жил в одной каюте с кузнецом, сказал:

— Утром кто-то постучался в дверь. Ваард открыл. Я еще спал, и стук разбудил меня.

— Ты видел, кто приходил?

— Нет. Мне показалось, Старик увидел кого-то знакомого, вот я и не волновался. Он ведь знает столько народу. Они негромко поговорили, а потом вместе ушли.

— Ваард тебе что-нибудь сказал?

— Что к тренировке вернется.

Лорн поморщился:

— Не нравится мне это.

— Я виноват, — понурился Дуэйн. — Вероятно, мне следовало…

— Нет, — перебил его Лорн. — Ваарду провожатые не нужны.