Рыцари Белой мечты. Трилогия
Шрифт:
Слишком много всего для одного человека. Голова командира Гвардейского экипажа шла кругом. Что с ним творится? Кирилл повалился на диван. Кожаная обивка потеплела. Руки Романова затряслись. Такого с ним не было даже в день гибели "Петропавловска". Даже когда смерть была кругом: в огне горящего корабля, в толще воды, в обломках обшивки и палубы, Кирилл не боялся.
Сейчас же то, что с ним происходило, повергло Великого князя в ужас. Просто животный ужас. Но Романов не мог ничего с собою поделать. Тело отказывалось подчиняться разуму, порождавшему непонятные и жуткие видения.
Вот и они снова пришли…
Тихоня
Сидит в каком-то вагоне. Беседует с кем-то. Бубнит под нос что-то о поступке, который должен пробудить армию от кровавого сна.
Внезапно дверь купе открылась. Показался какой-то хмурый тип в кожаной куртке и кепке. На плече — кобура с маузером. К карману приколота совершенно глупая красная ленточка.
Позади него — несколько солдат и матросов. Вид ещё более озверелый, чем у их предводителя. Человек в кожанке бросает несколько резких фраз. Духонин спокойно встаёт, поднимает высоко голову и идёт вперёд. Конвоиры, похоже, ошалели от такой наглости: расступились перед "контрой", дали дорогу.
Вагон окружён озверелой толпой. Штыки винтовок колют воздух, надеясь умыться кровью. Духонин с поистине дьявольским спокойствием смотрит на это, делает шаг вперёд, командир конвоиров толкает его в толпу, на штыки…
И штыки пьют тёплую кровь, которую так желали. Пьют и не могут напиться…
Средних лет мужчина в мундире генерала от кавалерии сидел за столом. Виски его уже тронула седина. Но лицо оставалось моложавым. Глаза не утратили ясность и резкость. Полукруглые чёрные брови подчёркивали мужественный взгляд.
На письменном столе в беспорядке валялись бумаги. Шашка, вынутая из ножен, упавших на пол, лежала поверх документов.
Генерал снял какой-то орден со своего мундира. Кажется, Георгий.
— Если не я, то кто? Всколыхнётся православный Тихий Дон…
В его недрогнувшей руке оказался пистолет. Мгновенье — и всё кончено…
Закололо в левой части груди. Сердце. Кирилл не мог без боли терпеть эти видения. Постепенно Великий князь начал осознавать, кто были эти погибшие. Кто их убил. Они воевали за Россию. За ту Россию, в которую верили и любили. Сражались до конца. И гибли, если верили и знали, что иначе стране помочь нельзя.
Но что было с Россией?
Война? Нет. Хуже. Много хуже: безумие. Безумие ярости, безумие людей, которые кроме разрушения, убийства, ограблений поездов и террора.
— Откуда я… — обратился было сам к себе Кирилл, но замолчал. Где-то в глубине сознания он знал. Знал, что было. И что будет.
Романов тяжело вздохнул. Одновременно его рука, сжимавшая до того орден, расслабилась. И поддалась хозяину. Кирилл снова встал с дивана. Ноги снова его слушались. Хоть что-то радовало. А вот мысли… Мысли снова текли в разные стороны. И одно за другим приходили видения.
Заснеженные
Белый конь плывёт за уходящим далеко-далеко кораблём. И тонет, не в силах догнать стального титана. А на палубе плачет офицер в потрёпанном мундире, давным-давно утратившем белизну…
Молодой человек с обмороженными ногами отдаёт приказы идущим рядом с ним людям. Снег. Жуткий мороз. Кашель и стоны больных и умирающих людей. И лишь холодная решимость в глазах людей. Они идут спасать своего Адмирала. Остальное — неважно. Пусть смерть — но в обмен на жизнь белого Авеля. Жаль только, что тот молодой человек, Каппель, так никогда и не увидит своего Адмирала, найдя вечный приют на чужой земле…
Это всё — рыцари белой мечты. Герои Белого движения.
"Что это? — Не что, а кто. Это люди, которые сражались до последнего, лишь бы отстоять Единую и Неделимую, Великую, славную Россию. Они знали, что такое честь и долг. Не все. Но многие. Их враги были ещё хуже. Много хуже. Ты…Я знаю. Мы видели"
Похоже, Кирилл начал говорить сам с собою. Но это почему-то совсем не волновало его.
"Когда это произойдёт? Или произошло? — Это начнётся, едва старый режим рухнет. Император Николай II, Никки отречётся. Затем, даже на настоящее дело не набравшись сил, "первый гражданин России" отдаст судьбу своей Родины в руки кучки людей. Ты…Мы…Я уже знаем их. Милюков, Гучков, Керенский, Львов…Ещё несколько имён, чуть менее известных. Они начнут раздирать страну, заигрывая с будущими противниками Белого движения. С большевиками. А Керенский отдаст им власть. Семья отрёкшегося царя будет зверски убита. Многих Романовых постигнет та же участь. Офицеры, солдаты, крестьяне, рабочие — патриоты — погибнут в борьбе с новыми хозяевами страны. Но им не хватит сил. Слишком тяжёлое бремя достанется людям. Они не смогут его нести. И Россия, которая тебе…мне…нам известна, канет в небытиё. Навсегда.
Этого нельзя допустить! — Я знаю. Но только ты можешь сделать это. Нет, даже так: мы.
Кто — мы? — Великий князь Кирилл Владимирович Романов, контр-адмирал, глава Гвардейского экипажа. Тот, кто может спасти Россию и империю. И Кирилл Владимирович Сизов, полковник ФСБ. Тот, кто знает, как их спасти. Ну что, ты согласен вместе спасти нашу Родину?
Я — Романов. И этим всё должно быть сказано. Я морской офицер. И это лучшее доказательство моих слов. Я русский — и это последний довод"
Кириллу Романову вдруг привиделась улыбка отдалёно похожего на него человека.
"Я знал, что ты это скажешь"
Мгновенье — и нестерпимая боль пронзила всё тело Кирилла Владимировича. Словно тысячи молотобойцев пробовали свою силу на нём, осколки немецкой шрапнели пробивали грудь, а ледяная морская вода снова окружала его со всех сторон. От боли нельзя было продохнуть.
Кирилл повалился на пол, сжавшись в комок. Челюсть сводило от боли, глаза хотелось выцарапать, а сердце — вырвать из груди.