Рыцари былого и грядущего. Том II
Шрифт:
— Но вы сражались с русскими, для того, чтобы их покорить.
— Я никогда не сражался с русскими, я сражался с большевиками, а точнее — с большевизмом, который отрицает Дух, Религию, Традицию. Мы были последними крестоносцами Европы, поднявшими знамя веры против знамён безбожия.
У Зигфрида вдруг невыносимо заболела голова, он почувствовал себя совершенно разбитым. Дегрелль постоянно сбивал его с мысли своими рассуждениями о христианстве. Юноша был равнодушен к религии: христианства сторонился, язычеством не увлекался, к атеистам себя не относил. Его сосредоточенность на величии Третьего Рейха не оставила в душе никакого места для религиозных убеждений и переживаний. Глубокая религиозность героического штандартенфюрера его не отталкивала,
— Господин штандартенфюрер. — Одна только возможность обратиться к живому человеку по эсэсовскому чину пьянила Зигфрида. — Я никак не мог разобраться с русскими. В одних книгах написано, что они унтерменши, а в других, что русские — арийцы, хотя, конечно, не самые лучшие. Но не могут же унтерменши быть арийцами.
— А мы искали ответ на этот вопрос на поле боя. Когда мы пришли в Россию, то были уверены, что встретимся с унтерменшами азиатского типа и варварской культуры. Так нам внушала наша пропаганда, идиотские брошюрки, которые меня ещё и распространять заставляли. Как-то на фронт прибыла тыловая партийная крыса и попыталась выругать меня за то, что я не распространяю брошюры об унтерменшах. Я просто послал его подальше, едва удержался, чтобы не пристрелить. Столкнувшись с русскими, мы очень быстро поняли, что вся наша пропаганда об унтерменшах — грязная ложь. Русские люди — мужественные, благородные и великодушные, мы восхищались ими. Это великий народ. Тогда я понял, что идея колонизации России — опасная иллюзия. Уже через год сражений на Восточном фронте, я был убеждён, что русские должны войти в состав Рейха на равных основаниях. Как только смог, я высказал эту точку зрения Гимлеру и Гитлеру.
— А они?
— Мою идею не отвергли, ведь я не один так думал, но и не поддержали — слишком многие думали иначе. Пангерманские предрассудки были очень сильны. Да это и не удивительно. Ведь нацистская партия поднялась на идее возрождения Германии и только Германии. Гитлер первоначально был узконациональным, чисто германским лидером, но он развивался, постепенно учился мыслить общеевропейскими категориями. К сожалению, процесс осознания общеевропейского единства шёл очень медленно, и во многом его тормозил Гимлер. Мне стоило огромного труда убедить Гимлера даже в необходимости предоставления равных прав валлонцам, французам и другим европейцам негерманского происхождения. Впрочем, реальность убеждала лучше меня — немцы не могли воевать без нас. В итоге миллионные Ваффен-СС лишь на 400 тысяч состояли из немцев. Среди «зелёных СС» немцы оказались в меньшинстве.
— Да, я читал, что Ваффен-СС стали первой общеевропейской армией.
— А ты знаешь, мой мальчик, не первой. В средние века существовал Орден тамплиеров. Это были воины-монахи. Они-то и создали первую общеевропейскую армию. Костяк Ордена составляли французы, но туда входили так же англичане, немцы, испанцы, итальянцы.
Дегрелль встал, сделал несколько шагов по кабинету. Он, кажется, о чём-то напряжённо думал, хотел сказать нечто очень важное про тамплиеров, но вдруг усмехнулся и пошептал.
— Тамплиеры были такими же разбойниками, как и мы.
Зигфрида совершенно не интересовали тамплиеры, его заботила исключительно честь СС, а потому он обиженно заявил:
— Я убеждён, что все рассказы о зверствах СС — грязная клевета.
— Ах, мой мальчик. Если бы всё было так просто. Эта война сделала всех нас невероятно жестокими. Невозможно 4 года купаться в крови и остаться эталоном гуманизма. Конечно, мы старались воевать по-рыцарски, но если человек постоянно убивает, он поневоле становится нечувствительным к чужой боли. Мы не били рекордов по жестокости, но, во многом, были такими же бесчеловечными, как и любая долго воюющая армия. А после
— Но рассказы про ужасы концлагерей — точно клевета.
— Тут мне трудно что-либо сказать. Я сражался на фронте и мне было не до того, чтобы проводить инспекции в концлагерях. Впрочем, мне известно, что коменданта Бухенвальда, заслуженного штандартенфюрера СС, по личному приказу фюрера расстреляли за издевательства над заключёнными. Издевательства, конечно, были, но за это в Рейхе карали. Вообще, в СС не любили садистов. Садизм — верный признак разбалансированной, ущербной психики, и мы полагали, что людям с такой психикой не место в СС, у нас ценили уравновешенных людей. После войны я не мало почитал про ужасы сталинских лагерей. Думаю, в Бухенвальде было не страшнее, чем на Колыме. А про секретные тюрьмы ЦРУ в Европе ты знаешь? Когда падёт США, этот колосс на глиняных ногах, о них узнают все, и тогда Бухенвальд многим покажется санаторием. Мы старались быть честными христианами, во всяком случае — мои парни из легиона СС «Валлония». Это у нас плохо получалось, но мы сражались за Высшую идею, за наше Солнце Правды. Для узколобых германских националистов мы были чужими, а потом для всего мира стали извергами-нацистами. Но у наших клеветников нет Веры, а нашу Веру у нас никто не отнимет.
Зигфрид встал и покачнулся, ноги едва держали его. Неожиданно для самого себя он сказал:
— Пусть Бог хранит вас, господин штандартенфюрер.
Старик глянул на него исподлобья. В его колючих глазах можно было уловить благодарность.
Откровения старого эсэсовца потрясли Зигфрида, но, конечно, не сделали из него нового человека. Его цель осталась прежней — войти в братство нацистов. На следующий день он спросил Дегрелля напрямик:
— Господин штандартенфюрер, вы не могли бы вывести меня на «Одессу»?
— Зачем тебе «Одесса», мой мальчик?
— Хочу быть среди своих.
— Значит, ты ничего не понял. Организация бывших эсэсовцев после войны сыграла свою роль, но сейчас не представляет из себя ничего стоящего. Это маргиналы, играющие в истинных арийцев и совершенно не представляющие, что это значит.
— Но они — настоящие нацисты, прямые наследники последних выживших героев.
— А что такое настоящие нацисты? Наши секретные базы давно уже служат лишь перевалочными пунктами для криминального бизнеса. К тому же, насколько мне известно, там взяли верх тёмные, языческие тенденции, которые всегда присутствовали в нашей среде. Там нет Солнца.
— И всё же.
— Ты упорный мальчик. Я дам тебе номер телефона. Но потом — не ищи виноватых.
— Яволь, господин штурмфюрер, — бодро и радостно выпалил Зигфрид и молодцевато щёлкнул каблуками.
Он был совершенно счастлив. На нём была новенькая чёрная форма рядового СС, он наконец-то был среди камрадов. Дегрелль — старик-одиночка и вскоре уйдёт из жизни, а здесь все свои — и молодой штурмфюрер с жёстким лицом, и весь их взвод — весёлые, решительные парни. А говорят, что где-то в глубине базы живёт группенфюрер, сражавшийся ещё под знамёнами Рейха. Не многие удостаивались чести увидеть его, но он, конечно, видит всех.
В пустыне на юге Египта, километрах в пяти от оазиса, стояла прямо посреди песков заброшенная руина, вряд ли способная заинтересовать кого-либо, кроме скорпионов. Ни один нормальный человек ни за что не приблизился бы к этому месту. Да и не появлялось тут никаких людей — пустыня вдали от караванных путей никого не интересовала, так что некому было обратить внимание на тех странных субъектов, которые время от времени выходили из руин, а потом опять там исчезали. Феллахи, населявшие оазис, были немногочисленны, абсолютно безграмотны и совершенно нелюбопытны. Они давали субъектам воду, продавали зерно, финики, иногда предоставляли верблюдов, но никому не смогли бы объяснить, где живут и чем занимаются их странные партнёры.