Рыцари Дикого поля
Шрифт:
— Господин генерал, остатки испанского отряда ушли в сторону моря!
— Когда-нибудь они уйдут в сторону Испании, чтобы никогда больше не возвращаться сюда. Это будет справедливо.
Капитан Ассель нагнулся и бросил несколько горстей земли на могильный холмик сотника Гурана. Он не знал, кто здесь похоронен и почему генерал сидит у этой могилы на полуистлевшем пне, под моросящим дождем. Но понимал: в земле остается кто-то очень близкий князю Гяуру.
— Мы догнали тех драгун, что прорвались через возвышенность, и почти всех изрубили! —
— Много потерял своих во время этого рейда?
— Всего троих, князь! — Только сейчас ротмистр заметил могилу, снял шлем и подставил его под струи дождя, словно хотел напиться.
— Всего троих… — задумчиво кивнул Гяур. — Это не «всего». Их погибло трое.
— Только не задумывайся над этим, князь, — посоветовал Хозар. — Погибли — значит погибли. Мы — воины. Кто в этой могиле? Почему отдельно? Все остальные там, их хоронят воины Улича.
— Здесь сотник Гуран, принявший две моих пули.
— Принявший две твои? Почему твои, князь? — взволнованно наступал на него Хозар. Он всерьез начал опасаться, как бы молодой князь, проявлявший до сих пор просто-таки немыслимые чудеса храбрости, вдруг не сломился, не начал дрожать за свою жизнь, а значит, сводить ее к столичным салонам и балам. — В бою каждый принимает свою пулю. Только свою!
— Иногда случаются исключения.
Примчались два казака, держа за крестовину большой крест, который чуть ли не тащился по земле. Молча вогнали его в рыхлую землю и утрамбовали мелкими камнями. Один из них тут же принялся вырезать ножом: «Сотник Гуран. Казак с Украины».
— Убитые похоронены, князь! — медленно поднялся на холм Улич. — Надо бы подойти попрощаться.
— Надо бы.
— Там ждет полковник Сирко.
— Надо бы…
Гяур так и не двинулся с места. Остальные тоже стояли у могилы, уже под проливным дождем. Никто из них не мог уйти, оставив генерала одного.
Это скорбное молчание у креста продолжалось до тех пор, пока не появился сам Сирко.
— Сабля Гурана, — объяснил он, вонзая клинок рядом с крестом. — В степи она заменяет казаку крест. Говорят, что Господь уже привык к этому. — Из приседельной сумы он извлек глиняный кувшинчик с водкой и вогнал его в землю между крестом и саблей. Потом достал пистолет и выстрелил вверх. Те, у кого были пистолеты, последовали его примеру.
— Посиди здесь, — сказал он Гяуру. — Посиди, посиди… Мы будем ждать тебя в замке. Я понимаю. Уже не одного похоронил вот так, по своим степям да по чужим землям.
Сирко хотел сказать еще что-то, но его прервал крик адъютанта, который вовсю гнал коня по ведущей к холму размокшей тропе:
— Господин полковник, восстание!
Сирко и Гяур переглянулись.
— Какое еще, к дьяволам, восстание?! — сурово поинтересовался Сирко. — Кто и против кого восстал?!
— Только что появился гонец принца Яна-Казимира. Принц велел передать господину Гяуру, что в Польше началось восстание и что господин генерал вместе с ним отбывает в Польшу. Завтра же!
— Какое еще восстание?! — все еще не понимал Сирко. — Ты можешь по-человечески? Где этот чертов гонец?
— Он загнал коня. Да и себя тоже.
Сирко задумчиво подошел к могиле, еще глубже вогнал в усыпальницу Гурана его саблю, перекрестил ее:
— Значит, все-таки поднимает… — отрешенно проговорил он. — Получается, что не вовремя ты лег в землю, сотник Гуран, ох, как не вовремя! Хотя каждому отмерено только то, что ему… отмерено. Сколько ж крови теперь прольется христианской на всем этом громадном поле брани, от Варяжского моря и до берегов Черного!..
39
Принца Яна-Казимира генерал Гяур встретил в нескольких милях от Дюнкерка. Десять воинов охраны претендента на польский престол были облачены в новые сверкающие шлемы и панцири с экзотическим оперением на спинах, свидетельствовавшим, что они принадлежат к элитарным польским «крылатым» гусарам. Сам принц тоже блистал золотистыми, истинно королевскими доспехами, в которых лучи майского солнца не тонули, а отражались, создавая вокруг фигуры всадника красновато-желтый нимб.
На Гяуре была лишь легкая парадная кираса и недавно привезенный ему из Греции, из острова Родос, подарок отца — спартанский шлем с коротким густым султаном в виде львиной гривы, сработанный греческими мастерами по подобию шлема спартанского царя Леонида.
Впервые Гяур надел подобный шлем в шесть лет. В таком же шлеме он прибыл в свое время в Украину. И вот теперь, через гонца Тайного совета Острова Русов, отец хотел напомнить ему, кто он таков, чей сын и какова его истинная миссия в этом мире.
— Я понимаю, почему вы решили, что в то время, когда в Польше начинается война между поляками и украинцами, ваше место в Варшаве, — сказал Гяур, как только они «по-римски», поднятыми вверх руками, поприветствовали друг друга. — Но почему вы считаете, что среди тех, кто возвращается с вами в Речь Посполитую, — окинул он взглядом воинов Яна-Казимира из числа польских наемников во Франции, — должен быть я, князь русичей?
Принц оглянулся на пышнощекого офицера, возглавлявшего крылатых гусар. Тот понимающе кивнул и отвел охрану к холму, на котором осталась свита князя Гяура — Хозар, Улич и двое братьев-русичей — Родан и Борач Славиборы, выросшие в Моравии, но помнившие, что предки их пришли из устья Дуная.
— Потому что не думаю, что люди из Тайного совета Острова Русов в восторге от того, что вы добываете себе генеральские чины во Франции, а заодно скупаете здесь замки и дворцы, — мягко улыбнулся Ян-Казимир, воинственно вскинув свою рыжеватую бородку-эспаньолку. — Им не хочется верить, что вы так и останетесь вечным воином-рейтаром, испытывающим судьбу на всех просторах от Вислы до берегов Португалии.
— О том, что разведка у ордена иезуитов поставлена неплохо, уже знаю. Сведениями о Тайном совете Острова Русов меня тоже не удивишь, при всей тайности этого уже давно не тайного совета…