Рыцари порога.Тетралогия
Шрифт:
Генерал улучил момент, чтобы оглядеться, но не увидел никого из своих всадников. В прорезях забрал маячили одни только искаженные воплями вражьи рожи. «Меня просто оттеснили в сторону», — подумал Бранад, не допуская мысли, что все ратники, бывшие рядом с ним, мертвы. Где-то на периферии его зрения мелькнуло золотое знамя длинных волос Эрла. Король совсем рядом! Бранад яростно закружился на месте, отбивая один выпад за другим, рубя киркой древки копий, руки и головы. Но, отражая удары, прилетавшие с разных сторон, генерал тем не менее старался двигаться в том направлении, где все еще сражался Эрл. К тому времени, как вражеская кирка пробила доспех на левом плече генерала,
Пальцы уже не могли удержать кинжала, и рука не поднималась выше уровня лица. Бранад продолжал орудовать киркой, а раненой левой, с трудом действующей рукой отражал удары мечей и копий. После нескольких ударов доспешные части, защищающие руку, измялись, а вскоре кожаные ремешки, скрепляющие их, и вовсе оторвались. Генерал прыгнул вперед, на кучу трупов, сшиб с нее двух марборнийцев… Сзади в панцирь звонко ткнулось острие копья. Бранад покачнулся, но выстоял. Сбоку блеснул занесенный меч — и генерал едва успел подставить под удар левую руку, защищенную теперь только окровавленными лохмотьями подлатника и латной перчаткой.
Клинок лишь неглубоко взрезал щеку генерала, вырвав клок бороды. Бранад рубанул противника наотмашь, развернувшись, парировал свистнувшее ему в горло копье, а копьеносца свалил, ударом ноги сломав ему коленный сустав.
Кто-то тяжелый, воняющий потом и кровью, навалился на генерала сзади, одной рукой зажав ему шею между плечом и предплечьем, а второй — всадив нож в бок, промеж пластинами панциря. Бранад попытался скинуть с себя врага, но не смог. Задыхаясь, он опустился на колени… Но не земля была под ним, а — трупы, застывающие один на другом. И мучающая его ноша вдруг исчезла. Легкие генерала с надсадным хрипом наполнились воздухом. Бранад поднял голову, увидел Эрла — и едва узнал его. Лицо короля было полностью залито кровью, на скуле под глазом чернела страшная рубленая рана, дно которой поблескивало костной белизной.
— Вставай! — закричал король. — Спиной к моей спине!.. Сюда! — крикнул он еще, обращаясь к кому-то, кто мог находиться позади Бранада.
Бранад поднялся, оглянулся. Лезвие торчавшего в его боку ножа противно скрежетнуло о кромки панциря. Генерал увидел: над кожаными шлемами врагов колыхались плюмажи конных рыцарей его корпуса. Поднимались и опускались, вздымая фонтаны крови, длинные мечи. Всадники! Это, видать, прорвался-таки сквозь орды врагов передний отряд. Генерал отбил киркой выпад очередного врага, потянулся, чтобы выдернуть нож из своего тела, — и вдруг обнаружил, что ему нечем взяться за рукоять ножа. Кисть его левой руки была отрублена. Это открытие заставило его промедлить мгновение, которого вполне хватило подоспевшему марборнийцу, чтобы обрушить на голову генерала меч.
Бранад не упал, должно быть, удар пришелся плашмя. Но красный туман затянул его глаза. И сквозь этот туман он увидел, как огромный великан-марборниец, вооруженный булавой, припадая на подламывающуюся ногу, подкрадывается к Эрлу, обороняющемуся от окруживших его врагов. Генерал ринулся к королю, но верзила поспел быстрее. Могучим ударом булавы он опрокинул Эрла. И его величество Эрл Победитель, король Гаэлона, моментально скрылся с глаз Бранада — враги набросились на него, будто стая волков на льва. И замелькали, сверкая, ножи, мечи и кирки, кромсающие тело короля.
Заревев, генерал бросился в эту копошащуюся кучу. Кирку скоро выбили из его руки, он молотил врагов кулаком и кровоточащей культей. Он не почувствовал, как ему в нескольких местах пробили панцирь, как воткнули в шею копье. И как удар все той же булавы
Рыцари его корпуса подоспели спустя несколько ударов сердца. Но они уже ничего не смогли сделать. На том месте, где волны марборнийских воинов захлестнули генерала и его короля, вскипела короткая и кровавая схватка, ход которой переломили всадники воинства Орленка, раздавившие-таки с флангов корпус Бранада.
Последнее, о чем беспокоился потухающий разум генерала, было: успеет ли он умереть прежде короля? Если успеет — значит, боги в этот день были милостивы к нему. И даровали ему честь уйти, вернув Эрлу долг жизни.
ГЛАВА 3
Крикунаотвели к помывочной и усадили на помост. Кай поднял дорожный плащ королевы и отдал его задержанному, потому что того так трясло, что он едва мог говорить. Лития поступок болотника явно не одобрила. Но ничего не сказала.
Шуам оказался щупленьким длинноволосым пареньком с громадными синими глазами — и впрямь похожим на девочку. Двигался он сомнамбулически, а завидев Кая, окончательно оторопел. Рекрутам пришлось насильно усаживать его на помост, потому что тело Шуаму повиноваться отказывалось.
Кай начал допрос с крикуна.
— Имя?
— Что со мной будет, ваша светлость?! — в первую очередь взвыл крикун. — Я ведь никого не убил, никого не ограбил! Я же только… ну, кричал там всякое… Так я ж не по своей воле! Помилуйте меня, добрые господа! Что со мной будет?
— Ты нуждаешься во вразумлении, — ответил Кай на вопрос лжебезумца. — А значит, ты будешь вразумлен.
— Как это? — вытаращился крикун. — Меня… Меня не повесят? Не повесят меня, ваша светлость?
— Тебя не повесят. Я спросил у тебя твое имя.
— Грандаир, ваша светлость. Я родом из Крафии, из города Омрода, ваша светлость. Только я уже давно не бывал на родине; вот уж лет десять, а то и того больше, я скитаюсь по землям Шести Королевств. Скитаюсь, скитаюсь, ваша светлость, в поисках уголка, где может найти приют несчастный, который желает только одного — преданного служения искусству и… куска хлеба. Это, значит, я этот несчастный, ваша светлость…
Лжебезумец тараторил с торопливой угодливостью. Судя по его виду, он и не собирался ничего скрывать, поскольку был ошарашен тем, как его мгновенно схватили и взяли в оборот, ни на мгновение не усомнившись в его душевном здоровье.
Впрочем, и другие крикуны, которых допрашивали до него, вели себя так же.
— Чем ты зарабатываешь на хлеб? — задал Кай второй вопрос.
— Я актер! — задрав подбородок, выпалил Грандаир неожиданно гордо. — Я… — пискнул он, испуганный своим порывом, и тут же втянул голову в плечи, — странствующий актер я, ваша светлость… На ярмарках потешные представления устраиваю… Еще по деревням хожу, крестьян веселю… Но вы не думайте, ваша светлость, я и перед благородной публикой выступал, да, приходилось… К слову сказать, я лучший актер на землях Шести Королевств, да, ваша светлость! Когда я представлял самоубиение крафийского короля Аслана Благородного, так увлекся, что и впрямь кинжал себе в грудь воткнул. Неглубоко, правда, но все равно меня потом лекари отхаживали. Ну, конечно, иной раз перед представлением примешь кое-чего внутрь, чтобы… ну, для вдохновения. И такое можно выделывать — ого-го! Хоть руки-ноги себе переломать и башку расшибить, ваша светлость, и все равно не больно…