Рыцари рейха
Шрифт:
Заметив, что смотровое окошко, наконец, открыли, Бенвенутто сунул клинок в ножны, прильнул к двери. Что-то зашептал по-итальянски — страстно и угрожающе одновременно. Ну, совсем, блин, распоясалась венецианская золотая молодежь!
Сейчас видны были лишь длинный нос молодого синьора, его черные усики и подвижные пухлые губы. Бурцев долго не раздумывал. Цапнул Бенвенутто за нос. Прихватил двумя пальцами. Сжал, словно клещами. Провернул носяру вместе с головой...
Моро-младший так и влип мордой в окошко. А от его вопля, казалось, содрогнулась вся улица. Перепуганный слуга засуетился возле господина, пытаясь оторвать того
Послушав с полминуты совсем уж немузыкальный рев синьора с мечом и лютней, Бурцев отпустил страдальца. И сразу отпер засов.
— Дездемона! Порка троя! [46] * — судя по тону, остатки романтического настроя, если они еще имелись, с Бенвенутто как рукой сняло.
Лютнист попрыгал немного у порога, потирая распухший нос. Затем, визжа и изрыгая проклятия, с разбега впечатался плечом в незапертую уже дверь. Преграда поддалась так легко и неожиданно, что бедолага не удержался на ногах. В дом Бенвенутто вкатывался кубарем, с грохотом опрокидывая все, что встречалось на пути.
46
Грязная шлюха! (ит.)
Слуга-гондольер с мечом наголо поспешил на помощь господину, однако наткнулся в темноте на пудовый кулак Гаврилы, неожиданно вынырнувшего из-за дверного косяка. Верный телохранитель отправился в продолжительный нокаут.
Бурцев тем временем занимался хозяином. Отбросил ногой оброненный меч пылкого влюбленного. Вздернул юнца за шкирку. Поставил на ноги.
— Ки?! Ке коза?! Перке?! [47] — дурным голосом вскричал Моро-младший.
Итальянского Бурцев не знал, да и отвечать на вопросы Бенвенутто не собирался. А потому...
47
Кто?! Что?! Почему?! (ит.)
— Вер?! [48] * — сам рявкнул он в ухо молокососу.
Тот побледнел.
— Ихь... Ихь бин... — Дездемона сказала правду: Бенвенутто, действительно, «шпрехал» по-немецки, вот только никак не мог совладать сейчас с собственным языком. Парень, рассчитывавший на встречу со строптивой, но слабой женщиной, растерянно таращил зенки на двух здоровенных мужиков. Молокосос понятия не имел, откуда они здесь взялись, но уже чувствовал, что эти двое церемониться с ним, как купец Джузеппе, не станут. Прошло несколько секунд, прежде чем сынку венецианского сенатора удалось взять себя в руки.
48
Кто?! (нем.)
— Я к Дездемоне! — прохрипел он по-немецки. — Прибыл по приглашению ее супруга и хозяина этого дома. А вы...
— А я от Дездемоны, — прервал его Бурцев. — От хозяйки этого дома. И знаешь, что я тебе скажу, щенок?
— Не смейте так со мной разговаривать, синьор! — еще хорохорился Моро-младший. — Вы не представляете, кто я такой!
— Отлично представляю,
— Да вы... вы... — юнец бледнел и задыхался. — Вы будете иметь дело с моим отцом! А мой отец...
— Заткнись! — Вот и пришло время использовать немецкий на все сто. — Папаша тебе не поможет. Или, думаешь, ему под силу тягаться с Хранителями Гроба?
— С Хранителями?!
Моро-младший побледнел еще больше, хотя, казалось, больше было уже невозможно. От искаженной физиономии кровь отхлынула вместе с наглостью. На белом, как у покойника, лице сейчас чернели лишь маленькие усики и горела намятая «слива». Сразу видно: пресловутые Хранители успели в этих краях стать пугалом не только для евреев с Джудекки.
— Но вы не похожи на Хранителей Гроба! — осторожно пролепетал Бенвенутто. — Ваши одежды...
О да, их прикид мало напоминал эсэсовскую форму. Зато...
— Не смотри на одежды, умник, смотри сюда! — Бурцев поднес к лиловому носу молокососа «вальтер» штандартенфюрера. — Этот шумный палец смерти, супер-пупер громомет только и ждет, когда я прикажу ему поразить тебя молнией.
У парня задрожали усы и губы. Бенвенутто, утратив дар речи, часто-часто заморгал и закивал. Оружие Хранителей юный аристократишко признал сразу.
— В общем так, парень: хочешь жить — к Дездемоне больше не лезь. И помалкивай о нашей встрече.
— Я! Я! Я! — еще одна серия судорожных кивков.
Бурцев развернул Бенвенутто к двери и как следует наподдал ногой. Под пятую точку, обтянутую вызывающе яркими «колготками». Пинок получился что надо: венецианский мальчик-мажор шлепнулся в кучу отбросов, где уже похрюкивала чья-то свинья. Туда же Гаврила Алексич швырнул и бесчувственного слугу-телохранителя.
Сын Главы гильдии стеклодувов и претендента на пост венецианского дожа в это утро плакал под окнами несостоявшейся любовницы как ребенок. Ревел от унижения, бессилия и страха, размазывая по щекам слезы вперемешку с грязью.
— Пшел вон, щенок! — беззлобно посоветовал Бурцев.
Пока где-то поблизости рыскала гвардия синьора Типоло, им с Гаврилой выходить на улицу было нежелательно. Привлекать излишнее внимание к купеческому особняку — тоже. Конечно, напуганный до полусмерти отпрыск сенатора Моро ни к кому не станет обращаться за помощью и, уж тем более, поостережется жаловаться на «Хранителей» людям дожа. Но ведь гвардейцы могли и сами явиться на шум.
— Пшел, говорю!
Бенвенутто сполз с мусорной кучи. Пошатываясь, побрел прочь.
Бурцев запер дверь.
Глава 42
Профессиональные качества новоявленных вышибал были оценены по достоинству. Дездемона веселилась и щебетала, как певчая птаха. Даже честно попыталась накрыть стол для гостей. Увы, без особого успеха. У купеческой женушки, привыкшей во всем полагаться на слуг, это дело получалось из рук вон плохо. Пришлось помогать. Тем более что жрать хотелось жутко. Бурцев вспомнил, что, кроме отвратительной тюремной баланды, он давненько уже не видел еды. Сутки, наверное, не меньше. Желудок на печальные воспоминания отозвался возмущенным бурчанием.