Рыцари свастики
Шрифт:
«Старая тряпка», — поморщился Реннтир. Он недолюбливал директора школы. Они были знакомы уже много лет; кажется, чуть ли не с 1939 года. Реннтиру казалось, что Зальцман нисколько не изменился за это время. Все такой же излишне вежливый и предупредительный. Он никогда не повышал голоса даже на самых отчаянных сорванцов. Его покладистость всегда возмущала Реннтира. В глубине души он считал вопиющей несправедливостью, что Зальцман, человек без твердых национальных принципов, мог стать директором школы, в которой рядовым преподавателем был Реннтир.
В период господства НСДАП Зальцман ничем не проявил себя и все это время проучительствовал
Поскольку Зальцман не воевал, его сразу же назначили директором школы. Реннтир любил иногда неожиданным вопросом смутить какого-нибудь молодого учителя, недавно назначенного в их школу: «Что, по вашему мнению, необходимо, чтобы стать директором школы?» И сам же отвечал недоумевавшему новичку: «Для этого необходимо, чтобы голова поворачивалась не так, как нужно».
Реннтир уже собирался покинуть кабинет директора школы, когда тот извиняющимся голосом промямлил:
— Коллега Реннтир, я хотел, чтобы вы знали, они звонили мне перед вашим приходом.
— Кто они?
— Из министерства по делам культов. И спрашивали мое мнение о вас. Я дал самую положительную характеристику ваших качеств как преподавателя немецкого языка и истории, но я сказал, что мне ничего не известно о круге ваших интересов за пределами школы.
«Запуганный слюнтяй», — с отвращением подумал Реннтир. По старой воинской привычке он подчеркнуто громко щелкнул каблуками и вышел из кабинета, не сказав ни слова.
Возле учительской стояла группа преподавателей: Завидев Реннтира, они прекратили разговор и с любопытством смотрели на него.
«Уже знают, — отметил про себя Реннтир. — Наверное, эта старая карга всем растрепалась», — подумал он про школьного секретаря, пятидесятилетнюю Иду Фридман, вызвавшую его к телефону.
Сзади послышались шаги догонявшего человека. Это был Даниэль Зигфрид, молодой преподаватель физкультуры.
— Господин Реннтир, будьте уверены, вы не одиноки!
Испытание кровью
Роланд открыл окна своей клетушки. Она расположена в мансарде старого пятиэтажного дома. Здесь тесно. Шесть шагов в длину, четыре в ширину. Но это если все вынести из комнаты. А у него стол, полка с книгами во всю стену и кушетка, она же диван-кровать. Так что шагов получается гораздо меньше. Но Роланд доволен: за шестьдесят марок в месяц это не так уж дорого. Просто ему повезло, если еще учесть, что отсюда недалеко до университета.
Сегодня довольно холодно, но у него железное правило: каждый вечер основательно проветривать комнату.
В открытое окно откуда-то снизу доносятся приглушенные звуки твиста. Знакомая мелодия разматывается, как большой клубок пряжи, брошенный под горку. «У меня
Может быть, именно поэтому они познакомились с Эрикой. Это было около трех недель назад. В Мюнхене проходил традиционный фашинг. Герд Юнг, один из мюнхенских студентов, который в этом году вместе с Роландом слушал курс лекций в Гейдельбергском университете, пригласил его к себе в гости. Вдвоем на стареньком «фольксвагене», который Герд сам собрал из отдельных частей, они отправились в Мюнхен.
Это был веселый вечер. Одевшись в костюм вагабунда, веселого студента-бродяги, Роланд носился по подземным переходам городского замка, где был устроен фашинг. Пожалуй, нигде до этого он не видел такого огромного собрания симпатичных девушек. Прямо-таки глаза разбегались. Цветастые платья цыганок, облегающие костюмы амазонок, зеленые курточки лесных стрелков, златокудрые нимфы, прехорошенькие горничные в белых передниках, обольстительные танцовщицы из варьете. У него дух захватывало от соседства с ними. Временами, казалось, он погружался в зыбкое волнующееся море женских улыбок, призывных взглядов, манящих движений. И он следовал за ними без оглядки, безраздельно отдаваясь музыке и танцам. Они давно потерялись с Гердом в этом вихре разноцветных девичьих нарядов.
Оркестр заиграл блюз, и он пригласил оказавшуюся рядом с ним миловидную блондинку с открытым взглядом больших серых глаз. Весь остаток ночи он танцевал только с ней. Эрика настолько просто и естественно вошла в его мир, что он как следует даже не понял новизны случившегося. У него было впечатление, будто они знакомы уже давно и встретились лишь после небольшой разлуки. Ему было с ней весело, хорошо и… приятно, когда она сказала:
— А вы в танцах поэт.
Потом они вместе пошли пить пиво и есть белые колбаски в старом ресторане «Донизль» на Мариен-платц, который известен всему Мюнхену…
«Интересно, как бы отнеслась Эрика к моему сегодняшнему поединку?» — подумал Роланд, но представить себе этого не успел, на лестнице раздались голоса приятелей.
— Привет железному рыцарю! — заорал один из вошедших.
— Прикрой-ка глотку! — цыкнул на него худой, длинный как жердь блондин со шрамом на лбу. — С таким горлопаном я бы не пошел на трудное дело.
В клетушке Роланда с трудом разместились шестеро вошедших.
Уверенность долговязого выдавала в нем предводителя. В глаза бросались крепко сжатые скулы. Жесткий голос отрывисто обрывал любую тираду.
— Хватит трепаться, — заявил он, хотя никто не сказал и трех слов. — Ближе к делу. Вот твой костюм, Роланд.
Он бросил к его ногам рюкзак. Такие же вещевые мешки были у каждого из вошедших.
— Дитрих достал ключи от подвалов замка. Каждый из вас всю неделю угощает его пивом.
Щуплый блондин, сидевший ближе всех к двери, важно надулся.
— Переоденемся в замке, чтобы не привлекать лишнего внимания. Надеюсь, все сабли в порядке? — тоном, не допускавшим сомнения, заявил долговязый.