Рысь
Шрифт:
Самуэль Таннер крепко пожал руку Доры и пожелал ей удачного начала работы. Ей стоит ожидать большого наплыва машин: прогноз погоды прекрасен.
В полдевятого Дора в форменном кителе и собственных синих брюках со сборками появилась на парковке и ничуть не удивилась, увидев ультрамариновый «опель» своего сына. Тем же вечером, когда Марк собрал вещи, она позвонила Соне. Дора легко находила общий язык с юной собачницей и знала, кому звонить, чтобы выведать новости о сыне. Она предполагала, что и Альбрехту известно, куда переехал сын, однако сама с ним об этом не заговаривала. Дора с нетерпением ждала обеденного перерыва, чтобы пойти в отель и поговорить с Марком. Однако сначала предстояло управиться
Дора Феннлер немного волновалась. Она еще не думала о том, какими словами станет требовать уплаты пяти франков, как обоснует необходимость платить. Чувствуя себя уютно в новом кителе и брюках, она выбрала дружелюбный вариант. Однако молодой человек с растаманской шевелюрой, который едва выйдя из машины, повесил себе на шею какой-то прибор и поднял в небо ручную антенну, лишь недоуменно спросил, с каких пор здесь надо платить за парковку.
С сегодняшнего дня, пояснила Дора Феннлер, это еще на въезде в деревню написано. Она повторила сумму, перечислила все, о чем говорил Самуэль Таннлер, — обстоятельства, вызывающие необходимость оплаты: узкая дорога, на содержание которой уходит много средств, высокая транспортная нагрузка в летние месяцы, желание общины, чтобы люди парковались на деревенской площади, а к озеру ездили на автобусе. Перечислив все по порядку, Дора пребывала в уверенности, что выступила весьма убедительно.
Молодой человек с растаманской шевелюрой заявил, что работает на проекте, посвященном рысям, что скоро приедут еще несколько машин, и предложил подумать над тем, стоит ли взимать деньги с организации, финансируемой государством.
Дора Феннлер впала в некоторую растерянность. Первой припаркованной машиной был старый «опель» ее сына, с которого она точно ничего брать не станет, а первая машина, с которой она могла бы что-нибудь потребовать, судя по всему, принадлежала сотруднику госбюджетного проекта. Смущенно взглянув на проспект Гельтентальского заповедника, она разрешила молодому человеку припарковаться бесплатно.
Лен сердечно поблагодарил, еще раз проверил сигналы Раи, которая, похоже, была рядом с детенышами, и позвонил на станцию.
Не прошло и часа, как все снова собрались на парковке. Все четыре машины. Только Марианна Хильтбруннер предпочла остаться в Берне, а Нику Штальдеру до этой маркировки теперь и дела не было — он сидел на станции, штудировал научные статьи и писал мейлы в Румынию.
Лен рассказал остальным о доброте женщины в синем кителе, и Дора Феннлер сразу приглянулась статному и спортивному Жаку Селяви, он поблагодарил ее и пообещал показать ей снимки рысят, если сегодня им наконец удастся их запечатлеть.
Вспоминая о секретаре Таннере, Дора испытывала муки совести: пять машин на парковке, и ни гроша в кассе. Но этот Жак ей понравился, ей было любопытно узнать, что он сможет поймать в свой объектив. Она долго смотрела ему вслед, пока вся группа не скрылась в лесу.
Во время обеденного перерыва Дора отправилась в отель «Лаунензе» и обрадовалась, увидев сына. Сначала ей повстречались Соня с Лайкой, и она, хоть и побаивалась собаки, тепло поприветствовала обеих. Марк, вскоре вышедший на террасу, тоже обрадовался матери. Она рассказала ему о зоологах, а он ей — о рысьей тропе Вакернагеля, на создании которой собирался работать. Марк спросил у матери, как лучше убедить отца продать Вакернагелю
Дора не нашла, что ответить на этот вопрос, и вскоре снова стояла на постепенно заполнявшейся парковке и обходила появившиеся в ее отсутствие машины. Их было много, в том числе и старый «сааб» с двумя мужчинами — на одном были очки без оправы, на другом — берет. Второго Дора узнала не сразу — вероятно, Фриц Рустерхольц показывал старому зеландскому другу свою новую родину.
Когда некоторое время спустя вернулась группа зоологов, Доре даже не пришлось спрашивать, удачной ли оказалась прогулка. Жак Селяви направился прямо к ней и выставил вперед экранчик своей камеры. На нем вскоре показались два светлокоричневых рысенка, отдаленно напоминавших домашних котят. Человеческая рука брала их за загривок, а они неловкими движениями пытались от нее отбиться, шипели и изворачивались, пока им на ухо сажали небольшую метку.
Дора Феннлер пришла от зверюшек в полный восторг, и Селяви с удовольствием продолжал показ: медицинское обследование, лежбище, для которого Рая выбрала небольшое скальное углубление, и сама Рая, сидевшая во время обследования на возвышении метрах в тридцати и внимательно за всем наблюдавшая.
Дора Феннлер не переставала удивляться кадрам, лицу Селяви и тому шарму, с которым он комментировал фильм. Жильбер Корню, Пьер Пюсьё, Надя Орелли, Геллерт, Лен и Скафиди уже были готовы ехать, когда Селяви наконец распрощался с Дорой Феннлер. Дора никак не ожидала, что работа на парковке окажется столь интересной.
За полчаса до этого, когда боровшийся в боязнью высоты Лен последним покинул скалистые склоны Хольцерсфлуэ, прильнувший к дереву Альфред Хуггенбергер отложил в сторону подзорную трубу.
30
Фриц Рустерхольц чувствовал себя не очень комфортно на пассажирском сиденье в «саабе» Рихнера. На коленях у него уже больше часа покоились ноутбук и тяжелый, размером с обувную коробку, универсальный приемник, соединенный бесчисленными проводами с семью разными антеннами на заднем сиденье.
К аппаратуре Рустерхольц отнесся скептически, но не хотел говорить Рихнеру о своих сомнениях. Всю дорогу от Гштада, где они встретились этим воскресным утром, до Лауэнентальской долины Рихнер рассуждал об углах отражения, коэффициентах направленного действия, длине волны, поляризации, магнитных связях, о преимуществах и недостатках вертикальных и горизонтальных антенн. В предыдущие ночи Рустерхольцу не удалось как следует выспаться. Пари с Хуггенбергером, которого он не видел и не хотел видеть после рукопожатия в «Тунгельхорне», это состязание с незримым и все же вездесущим соперником медленно, но верно изматывало остатки его сил. Днем он не мог отогнать мыслей о нем, ночью — не мог уснуть. Прошлой ночью ему привиделась рысь, бежавшая по открытой местности на Хундсрюгге, а потом резко осевшая, и когда он с гордостью удачливого охотника подошел к ней, то увидел поверх нее резиновые сапоги Хуггенбергера, заявлявшие права на добычу.
Поэтому, вполуха слушая выкладки Рихнера и не глядя на проплывавшие за окном виды, Рустерхольц пребывал в благостной дреме. Пока перед ними не вынырнул автобус непреклонного Бюхи — встреча, от которой сон как рукой сняло. Рустерхольц сказал Рихнеру, что не может уследить за ходом его мысли, да ему и неинтересно. Ему бы только узнать, на какой частоте работает передатчик лауэненской рыси.
Роберт Рихнер прервал рассказ об умственных усилиях, приведших его к созданию универсального приемника и не отпускавших его до сей поры. Рихнеру не было дела до рысей и до того, поделится ли с ним Рустерхольц частью выигранной суммы. Ему был важен только успех его техники.