Рысюхин, наливайте на всех!
Шрифт:
У Маши, как имеющей опыт поездок на моём автомобиле, пусть и предыдущей версии, взгляд прояснился раньше, чем у тёщи.
— Точно! Мы с Юркой переоденемся первыми и пойдём на репетицию, ключи от фургона оставим папе, он потом закроет. И в случае чего — можно будет вернуться туда чтобы отдохнуть.
— А ещё чтобы умыться, или привести в порядок себя и одежду: я там приделал умывальник и взял с собой утюг на макрах, специально вчера после ателье купил.
Понятное дело, что до без четверти час никто не досидел, уже через двадцать минут мы выезжали со двора. Правда, Мурлыкин это предвидел, и едва дамы вышли из кабинета, тут же потянул меня обуваться
— Не вытерпят они, полчаса не выдержат, хорошо, если четверть. Точнее, терпеть вообще не будут, платья снимут и прибегут требовать отъезда.
И оказался прав — многолетний опыт, как-никак. Василий Васильевич сел впереди, показывать дорогу, дамы (за исключением кошки, оставленной дома и явно недовольной такой дискриминацией — она же бегала ничуть не меньше остальных, старалась) устроились в салоне по две на диван. Платья на плечиках частично развешали на ручках рундуков, что размещались над дверями и окнами, а тёща своё держала в руках. Доехали мы даже быстрее заявленных ранее пятнадцати минут. Потом пассажирки вышли из салона, давая мне возможность переодеться, на что я потратил три минуты. А вот Маша при помощи мамы переодевалась больше двадцати, так что Мурлыкину пришлось стучать в дверь и предупреждать, что «уже опаздываем». Как потом сказала Маша, они решили «на скорую руку кое-что поправить». Пока Маша переодевалась к нам направился было постовой полицейский, заинтересовавшийся странными шевелениями около непривычно выглядящего автомобиля, но Василий Васильевич перенял его на пути и продемонстрировал свои документы, после чего служитель полиции козырнул и вернулся на пост, старательно не глядя в нашу сторону. Не знаю, что ему сказал тесть и что тот придумал себе сам, и знать не хочу.
Как итог, около входа мы оказались за десять минут до назначенного времени и при этом были последними, если не считать отсутствовавшего профессора. Причём из девушек только Маша была при полном параде, остальные или несли сценические костюмы в руках, или в лучшем случае переоделись частично, и, разумеется, это отметили:
— О, Мурка! Ты что, так вот при параде через город ехала?
— Нет, здесь переоделась.
— На улице?! Ты озверела, что ли?!
— Сдурела? В авто у жениха моего.
— Там же тесно и неудобно?!
— Это смотря какой автомобиль…
Но похвастаться Маше не дали, к моему облегчению. Калитка открылась и оттуда в сопровождении служителя выглянул Лебединский.
— Все в сборе? Тогда идём за мной, прогоним разок композицию, потом переоденемся и пройдём ещё раз по проблемным моментам.
Репетировать мы пришли в какой-то небольшой зал — как я понял, участников открывающего бал концерта вместе до последнего не сводили почему-то. И прошло всё как обычно, за одним исключением: Лебединский похвастался новым микрофоном:
— Артефактная вещь, работает без провода, на расстоянии до тридцати метров от приёмного артефакта без потери качества звука! Можно ходить по сцене, не таская за собой провод и не думая о том, как в нём не запутаться самому и не запутать остальных! Замечательная штука!
Сама репетиция прошла, на мой взгляд, идеально, но профессор и хореографы нашли, к чему придраться, пусть и по мелочи, не исключено, что в чисто воспитательных целях. Да и сам главарь нашей банды подтвердил это:
— Ну, что ж? Думаю, шанс занять достойное место у нас есть!
Здесь что, ещё и конкурсная программа есть?! Не успел я открыть рот, чтобы спросить об этом, как мне в бок врезался локоток Маши, прошипевшей:
—
Выяснилось, что да — конкурс. Потому всех и разводят по месту и по времени — мы, в частности, должны освободить помещение для следующих желающих порепетировать. Один приз вручает сам губернатор, у него там целое жюри сидит, где обычно и наш профессор присутствует, второй — по решению гостей. У них на билетах есть специальные корешки, при помощи которых как-то там можно проголосовать, в детали я не вдавался — незачем. Зато спросил у вышедшего на свежий воздух профессора, какие мы в очереди на выступление?
— Последние.
— Ого!
— Для концерта — да, «ого», самое почётное место, здесь же — бабка надвое сказала. Наш номер запланирован как переходный от концертной части к танцевальной, мы вроде как закрываем одну и начинаем другую. Многие гости к тому времени уже успеют потратить свой корешки.
— А особо одарённые могут и не понять, что это ещё конкурсный номер.
— Вряд ли. Ведущие вечера будут же объявлять, и после номера представлять участников. Но вот перенервничать наши студенты могут, и перегореть тоже.
— А где мы будем во время выступлений? В зале или за кулисами где-то?
— Речь губернатора будем слушать на сцене, потом пойдём в свою гримёрку. Ну, это условно так называю — просто комната, которую нам выделят.
— Нас же толпа здоровая, одних танцоров два с половиной десятка.
— Поверь, это ещё нормально. Тут бывают коллективы по полторы сотни участников, и даже больше, какой-нибудь армейский хор с их же оркестром.
— И что, чужих выступлений вообще не увидим?
— Можно из-за кулис посмотреть, главное — толпами не ходить и никому не мешать. А послушать и из своей комнаты можно будет, особенно если дверь открыть.
— Полтора часа в ожидании, в одном помещении… Да уж, боюсь, перенервничают девчата.
— Они как раз привычные, опыт выступлений того или иного рода есть у всех, я больше за парней из твоей академии переживаю.
Если я надеялся до начала концерта погулять с Машей по парку, а то и сбегать к фургону за «успокоительным» — несколько полуштофов брусничной и голубичной настойки ждали в холодильнике своего часа, чтобы или отметить успех, или скрасить неудачу, то зря. Во-первых, входы-выходы перекрыли до начала танцев, это потом по билету можно будет сходить за ограду и вернуться. А кроме того уже за полчаса до начала нас всех выгнали на сцену и начали в буквальном смысле слова строить на ней. Занавес оставался закрытым, но сквозь него было слышно, как в зале собирается народ, гул голосов всё усиливался, добавляя нервозности. В итоге к приходу губернатора несколько человек даже теряли сознание, не то от духоты, не то от переживаний. К счастью, у нас потерь не было, как и у военного училища, а пострадавшим была оперативно оказана помощь, причём не просто ваткой с нашатырём, а ещё и маг Жизни работал.
И вот по сцене последний раз пробежал какой-то «до поносу важный» (дед, да) служитель, проверяя, кто как стоит, занавес двинулся в стороны открывая нам зал и авансцену с губернатором и его свитой, включающей и ректоров всех учебных заведений, участвующих в программе. Зазвучали фанфары — бал начался.
[1] В белорусском до сих пор «воскресенье» — «нядзеля», день, в который ничего не надо делать. А «неделя» — «тыдзень», потому и путаницы нет. Кстати, «понедельник» — это то, что после недели, следы от старого наименования седьмого дня остались в названии первого.