Рысюхин, наливайте на всех!
Шрифт:
— Ну, школа меня меньше всего интересуют, дети уже из школьных лет вышли, двое в училищах сейчас, дочка старшая уже выпустилась. Внуки пока не ожидаются, так что ближайшие лет десять школа мне не интересна. Да и там, думаю, внуки будут со своими родителями жить, а не со мной.
— «За бессонные ночи, за пот и за муки — нашим детям за нас отомстят наши внуки» — процитировал я дедов стишок, вызвав лёгкие смешки. На какое-то время разговор скатился в обсуждение детей и потенциальных внуков, но быстро вернулся в конструктивное русло.
— Вы правы, удобнее всего было бы в Смолевичах. Мы с женой, фактически, вдвоём живём, старшая на учителя выучилась, пытается своим
— Может, вам бы лучше и удобнее вернуться к себе домой?
— Там съёмное жильё всё равно, да и неудобно вести дела в таком отдалении. Смолевичи были бы идеальным вариантом.
— Вам помочь с поисками жилья? Я могу попросить соседей поделиться новостями по этому поводу — полицейский и пожарный должны быть в курсе. Да и бабушка может помочь со сбором сведений.
— Был бы признателен — я здесь никого не знаю, а объявления в газетах… Не все их подают, а поданные часто не совсем адекватны.
Беляковы укатили в Алёшкино — главный бухгалтер пока жил в квартирке управляющего в броваре, которая давно уже использовалась не совсем по назначению, скорее — как микро-гостиница, поскольку управляющий с семьёй жил в собственном доме в ста метрах от предприятия. Я же вернулся в дом и подвергся бабушкиному допросу — словно мы не виделись минимум полгода и не связывались периодически по мобилету. Но пришлось терпеть, куда уж тут деваться.
Утром собрались часиков в десять, навестили поверенного, потом я познакомил нового бухгалтера с соседями. На этом вроде как все дела были закончены и больше дома ничего не держало, так что в полдень выехал в Могилёв. В Минск заезжать не было нужно, через Курганы и Червень получалось ближе. С уже традиционной остановкой в Березино и поездкой по короткой дороге к шести вечера я был в общежитии.
Следующая неделя ознаменовалась встречей с профессором Лебединским и началом работ в Дубовом Логе.
Профессор подтвердил, что наша пластинка уже почти распродана, на складах уже не осталось вообще, всё ушло в розницу. Издатели не против допечатать ещё, но опять что-то мутят с тиражами и партнёрами, но скоро уже выродят предложение, чтобы не допустить падения спроса. Осенним вальсом они тоже заинтересовались, а когда Лебединский заявил, что это вещь «на десятилетия, если не на века» и что её надо сразу печатать «золотым» тиражом интерес вырос, но издавать пластинку с одной песней не хотели и сейчас думали о заполнении пластинки. К сожалению, по правилам светской жизни представленный на балу вальс до следующего бала считался в свободном обращении, и за его исполнение на стороне отчисления не полагались, но после нового года будет «капать копеечка» ещё и из этого источника.
Строители прогнали бульдозер от червеньского тракта до холма, но заявили, что «нужно строить дорогу». Иначе, мол, техника разобьёт колею и в ней же увязнет. У меня от этой фразы скоро глаз дёргаться начнёт. О, кстати! Посмотрим на качество и цену — может, удастся подрядить их на окончание эпопеи с дорожным строительством в Викентьевке? Потом они наковыряли шурфов и на лице, и на обеих изнанках —
За эти три дня мои люди тоже побывали на той стороне. «Голубика» за полтора прошедших месяца отошла — не то осыпалась, не то была съедена. Количество кенгуранчиков тоже уменьшилось где-то вдвое — до этого их явно привлекали ягоды, тогда как «изнаночная брусника» вызывала у животных гораздо меньший интерес. Зато на эту ягоду, а управляющий организовал сбор и хранение примерно пятидесяти килограммов, налетела масса птиц, насчитали десятка два видов, размером от «чуть больше воробья» до примерно гуся. Пару «гусей» подстрелили, ничего интересного кроме зубов в клюве не нашли.
Ягоды с высоких, наподобие лещины, кустов, похожие при прошлом входе на изнанку на крупный волосатый крыжовник, немного подросли в размере, стали ещё более волосатыми, сменили цвет на ровный коричневый и стали одуряюще пахнуть дыней. Этого добра натрясли пару центнеров и заперли от греха подальше в холодном подвале, куда надёжно перекрыли доступ. Я, конечно, предупредил, что ягоды ядовиты, но запах, которого я сам не чувствовал, по словам Егора Фомича и его чуть было не соблазнил попробовать ягодку-другую.
С моего разрешения отстрелили на мясо нескольких кенгуранчиков — двоих съели строители, в качестве приварка, ещё парочку приготовили и успешно распродали в моих трактирах, и очень сильно просили ещё, и побольше. Одну тушу поделили между семейными кухнями Беляковых и бабушки. Я опасался, что она не захочет есть не то зайца, не то тушканчика, но зря. Это было в первую очередь «мясо с изнанки», потом уже всё остальное, а ради статуса она, возможно, и живую жабу съела бы.
Кстати, детям Егора Фомича это мясо было полезнее всего, поскольку за счёт содержащейся в нём «мягкой» энергии позволяло понемногу развивать энергетические оболочки тела даже до пробуждения дара. Мне бы оно, в принципе, тоже не повредило, да даже и Маше. Пусть она уже и почти достигла потолка развития, но кроме уровня есть ещё масса параметров развития. В итоге двое одарённых формально равного уровня и одной стихии, могли различаться по реальным силам вдвое, если не больше. Скорость работы с силой, точность плетений, расход энергии, количество освоенных на практике приёмов, устойчивость каналов — всё это влияло на возможности одарённого как в бою, так и в работе.
Два макра-нулёвки легли пока в сейф Егора Фомича, поскольку ключей от моего личного ни у кого, кроме меня, не было, если не считать хранившегося «на самый чёрный день» в опечатанном пенале в сейфе Сребренникова.
Есть у меня стойкое опасение, что в этот выходной я снова еду в Смолевичи, точнее, и туда, и в Алёшкино. Чтобы как минимум разобраться с ягодами и определить съедобность гусей, пока всё это не испортилось. Ну, и ещё есть несколько дел к Пырейниковым по части новых этикеток и комплектов артефактов в будущим автомобилям. Первый «пациент» из Шклова в лице «электрического француза» должен был прибыть уже на следующей неделе, держать его долго было бы неверно, а старый Пырейников в прошлый мой приезд дома отсутствовал, умотав неизвестно куда «по делам рода».