Рысюхин, ты что, пил?
Шрифт:
— В общем я, сперва нечаянно, а потом уже сознательно — терять-то было уже нечего, использовала душу смертного из другого мира, чтобы залатать невосполнимые разрывы в душе моего последователя из этого мира. Теперь вас двое в одном теле и в одной душе. Так делать нельзя, но так сделано. По ряду причин, в этом мире время от времени перерождаются сильные души из других миров. Так же есть причины, по которым их, таких перерожденцев, отслеживают и уничтожают — во всяком случае, официально. Причин как одного, так и другого вам знать незачем, да вы и не способны их осознать, потому что
Рысюха перевела дух. Похоже, она сказала самую неприятную для себя часть — вон, и хвостик успокоился.
— Что будет с тобой — с вами обоими — дальше даже я сейчас не скажу. В равной степени возможны несколько вариантов, посмотрю, к чему идёт дело и поясню позже. Но сейчас, чтобы следователи и прочие не заметили неладного я временно заблокирую вторую, иномирную, душу и её влияние. Усыплю, можно сказать. Потом она проснётся, конечно. Из-за этого у тебя, Юра (а обращаться я к вам обоим вместе буду именно как к Юрию Рысюхину — всё же живёте вы в его теле и именно он является моим последователем) будут провалы в памяти, проблемы с управлением телом, но это даже к лучшему поначалу — все окружающие увидят именно то, что и должны увидеть. Потом, когда все проверки будут пройдены, эффекты пробуждения второй души и слияния можно будет списать на последствия травмы, на переживания и прочее. Смена окружения тоже поможет — с дальней Академией это хорошо придумано.
Богиня на долю секунды задумалась.
— Так, этот разговор, память о нём я тоже подправлю и скрою — до момента пробуждения второй души. Очнувшись, ты будешь помнить только, что я встречалась с тобой, одобрила тебя как главу рода и твои планы на Академию. Всё, спать!
Темнота…
Глава 12
Болит… А что болит? Да всё болит! Где я, что со мной? Поездка, академия, Бобруйск с дурами, папин знакомый, хутор в лесу. Взрыв! Папа! Туман, Рысюха… Богиня, я видел её! Папка!!! Как же так!.. И почему вокруг так темно? И так больно…
— Темно… Почему?..
— Юрий Викентьевич, вы очнулись?! Ну наконец-то! — раздался где-то за головой женский голос. — Не переживайте, у вас на глазах повязка — был ожог глаз паром, но целители уже всё убрали, повязка нужна для защиты глаз. Сейчас придёт доктор и снимет её.
— Что со мной?
— Доктор всё расскажет, — это донеслось уже с некоторого расстояния. Чуть хлопнула дверь, торопливо удаляющиеся шаги. Несколько минут относительной тишины — слышны только неразборчивые обрывки разговоров, скорее всего — из окна, птичий щебет, приглушённый шелест листвы. Шаги обратно, причём мне кажется, или идут несколько человек?
— Ну что же, молодой человек, вы всё же решили вернуться в сей мир и в сознание? Пора бы уже, пора, да.
— Ещё не решил…
— Шутите, да? Это хорошо, что шутите — чувство юмора, знаете ли, один из признаков здравого рассудка.
— Нет…
— Что именно «нет», позвольте спросить?
— Не шучу. Тут больно и темно…
— Ну-ну, батенька, вопрос с темнотой мы сейчас решим, это, простите за каламбур,
Интересно, он такими плоскими шуточками сыплет потому что на самом деле такой, или меня за дурачка держит, или это чтобы меня заболтать и успокоить? Поживём — увидим, как папа говорит. Говорил… Это из повязки какая-то жидкость течёт, или я плачу? Или и то, и другое? Тем временем врачи или санитары закончили свои манипуляции, и доктор сказал:
— Теперь очень осторожно, понемножку открывайте глаза. Они отвыкли от света и вначале может быть больно, пока всё не придёт в норму. Нет-нет, руками пока не шевелите, не надо! Да у вас это и не получится пока что.
Под дробный говорок доктора я приоткрыл глаза, проморгался от набежавших слёз и увидел стоящего около меня мужчину. Надо сказать, он совершенно не соответствовал тому образу, что сложился у меня в голове исходя из голоса. Представлялся такой классический, если можно сказать, доктор — сухенький старичок лет пятидесяти, в полосатых брюках с подтяжками, обязательно в пенсне и с бородкой. Между тем я видел пусть и пожилого — за сорок лет точно — мужчину среднего роста, средней комплекции в тёмном официальном костюме и с густыми, коротко стриженными чёрными волосами с лёгкой проседью.
— Доктор?! — Изумление, видимо, так явно прорвалось в моём голосе, что незнакомец слегка усмехнулся.
— Не совсем. Следователь Могилёвского управления четвёртого отделения Жандармерии, Мурлыкин Василий Васильевич. А это мой местный коллега и сопровождающий от уже Минского управления третьего отделения.
Следователь, в котором вот совсем ничего не было от мурлыки и которого вряд ли кому-то захотелось бы назвать «котом Васькой», на редкость не соответствует человек имени, кивнул куда-то вправо от себя. Я чуть повернул голову и увидел второго мужчину в тёмном костюме. Этот был моложе, лет тридцати.
— Подпёсок Евгений Миронович, — представился он. — Присутствую здесь по принципу территориальности и от того, что у вас местом постоянного проживания указана Минская губерния.
Кот и пёс. Или у кого-то нездоровое чувство юмора, или только я такой на голову больной, кто обращает внимание на подобные коллизии. Тем временем Мурлыкин, как явно старший в паре, и не только по возрасту, продолжил:
— Вы Рысюхин Юрий Васильевич?
— Викентьевич! Рысюхин, Юрий.
— Да, всё верно. Извините — небольшая проверка. Вижу, память у вас в порядке?
— А вот этого я бы не стал утверждать так уверенно! — раздался голос доктора, и он вышел в поле моего зрения. Что ж, полосатые штаны на месте, как и борода, но скорее «шкиперская», чем «докторская». А вот насчёт «сухонького старичка» — ничего общего, здоровенный дядька под два метра ростом и чуть ли не метр шириной, как мне с кровати показалось. — Долгая кома и характер ранений, я не про физический уровень сейчас говорю, практически исключают такой вариант. Пробелы и лакуны не то, что возможны — они неизбежны, я вас об этом уже предупреждал и ещё раз напоминаю. Счастье уже, что общей амнезии нет.