Рюрик. Полёт сокола
Шрифт:
— По коням! — нежданно для всех и для себя тоже, уверенно крикнул воевода, легко вставая и принимая поводья у стременного.
По широкой дуге скакали ободритские и словенские кони, тысячами копыт тревожа веками нетронутые поля и перелески, распугивая птиц и животных. Вскоре у небольшого сосняка заметили коня и лежащего подле него истекающего кровью раненого княжеского гонца. Хотя жизнь ещё теплилась в обескровленном теле, говорить он уже не мог, очи его закатились, и Перуница готовилась напоить его водой Вечной Жизни.
«Значит, бой уже в разгаре», — понял Ольг и, оставив позаботиться об умирающем стременного, пришпорил своего скакуна.
Когда новгородская конница вылетела на простор огромного поля, то ошую узрела тылы хазарского
Ольг рванулся вперёд. С каждым шагом коня, приближавшим его к спинам хазарских воев, всё более возгоралась в нём праведная ярая сила, которой нет ни удержу, ни преграды, и воину в том состоянии уже всё равно, сколько врагов перед ним. Чуткий конь ощутил это удивительное состояние седока и слился с ним в боевом порыве: с этого мгновения конь и человек стали единым целым. Хищным железным клювом огромной ободритской птицы стал Ольг с передовыми полками, нещадно кроша и рассекая врагов, а крепкие крылья этой птицы-конницы уже охватывали тылы хазарского воинства, которое в пылу окружения новгородских ратей ещё не успело уразуметь, что теперь само оказалось заключённым в русское коло. Часть новгородцев стояла по грудь в болоте, а оставшиеся на тверди собрались в ладью. Острым носом её была сильно поредевшая железная нурманская тьма. Новгородцы старались пробить хазарское коло. Вмиг почуяв ослабление натиска врага и ободрившись, они ещё яростнее налегли на скученных хазарских конников, которые оказались теперь зажаты меж двух огней и уже не ведали, куда кидаться — вперёд или назад.
Рассекла русская ладья хазар надвое и соединилась с горячими конниками воеводы. Будто болотные дивы стали выходить из трясины новгородские воины и включаться в рубку. Теперь в двух отдельных котлах оказались заключены хазары, и чем туже стягивались ряды новгородцев, тем меньше толку было от зажатых в тесной толчее батыров. Часть хазар, что оказалась у болота, ринулась по казавшимся спасительными тропам, но вскоре их кони стали вязнуть, и путь к спасению обернулся путём к гибели. Не знающие болот, не обращавшие в горячке бегства никакого внимания на торчащие тут и там вешки, хазары кидались в вязкую грязь и гибли от стрел и копий теснивших их новгородцев и от цепких объятий ненасытного болота.
Другая часть окружённых хазар напрягала все силы, чтобы вырваться из русского кола и уйти подальше от поля сражения, которое так неожиданно из победного превратилось в смертельную западню. Наконец самый отчаянный молодой бек с полками храбрых итильцев выстроил русскую ладью, в центре которой был хан Исмаил с верными батырами и алел плащ византийского стратигоса. Стремительно пошла ладья, крошилась и таяла по краям, но продвигалась вперёд. Наконец ей удалось выйти из русского кола. Место становища бека было пустым, и тархан вздохнул с облегчением: осторожный владыка со своими лариссиями уже давно покинул место сражения. Будто горох из разорвавшегося мешка потекли остатки хазарских конников по искромсанному тысячами конских копыт, усеянному трупами людей и коней полю.
Ольг огляделся по сторонам, крикнул во всю мощь своего голоса:
— Бобрец, бери конную полутьму и за хазарами, я здесь! — Он не стал преследовать врагов, а кинулся со своей уже поредевшей личной сотней разыскивать Рарога, прорубаясь к тому месту, где, как подсказывало чутьё, должен быть князь.
Бобрец, полутемник княжеской конницы, скакал впереди на добром ободритском коне, которого сам выбрал в Вагрии. Хазары вытянулись по полю нестройным текучим языком, на острие которого был тархан Исмаил и его личные охоронцы. Каким-то чудом их дивные кони проскочили усеянное трупами людей и лошадей поле, даже не споткнувшись на полном скаку. Рарожичи пустили в ход свои сложные луки, стрелы разили беглецов, но кони у хазар были великолепны, даже на подъём они неслись почти так же, как
— Давай, братья, борзо, сейчас настигнем, стрелами доставай! — крикнул на скаку полутемник. Он с удивлением успел заметить, как крупного сложения возница одним движением опрокинул один воз, потом другой. Что-то знакомое было в этом богатырском деянии, но думать было некогда, Бобрец уже скрестил меч с хазарским палашом. Когда он прорубился ближе, то узрел, как двое хазарских возниц — тот самый крупный и второй помельче, похожий на подростка, — отбиваются от хазарских конников, которые пытаются пробиться меж тремя опрокинутыми на бок возами. Когда полутемник русов и его воины, кроша убегающих хазар, достигли перевёрнутых возов, то Бобрец от радости заорал так, что оставшиеся в живых вражеские воины, скучившиеся перед возами, начали сдаваться.
— Сила, братья, это же наш богатырь Сила!!!
— Сила жив! — мгновенно пронеслось по скачущим в погоню русским полкам. Те хазарские воины, что успели проскочить, услышав сзади непонятный, но радостный возглас урусов, ещё крепче стеганули своих полудиких коней, а окружённые и прижатые к возам стали бросать оружие. Конники занялись пленными, и погоня прекратилась. Бобрец меж тем сиганул прямо из седла на воз, за которым ещё стоял разгорячённый битвой богатырь, продолжая сжимать в руке какое-то странное огромное копьё.
— Будь здрав, брат, пропажа наша! — закричал он, обнимая Силу. — Ну и намолотил ты тут хазар, что зерна на току! — оглянулся он на кучи тел воинов и коней. — А где копьё-то это взял, сроду такого огромного не видывал, али хазары под твою богатырскую руку сотворили?
— Да нет, — смущённо ответил, улыбаясь, могучий ободрит, — это я опору от шатра бека прихватил, копья у них больно тонки, мечи легки, а супротив такого оружия никто из них, — он кивнул на лежащих перед возами хазар, — ничего возразить не смог.
— Брат, а что это за хазарин с тобой? — кивнул полутемник на стройного хазарского юношу со щитом и лёгким палашом в руках.
— Это не хазарин, — отчего-то смутился богатырь, опустив своё необычное оружие. Молодой воин между тем вложил свой палаш в ножны, а потом снял с головы кожаный шлем. Бобрец изумлённо охнул и тут же сел на забрызганный кровью бок воза, а его воины враз замолчали.
— Вот те на, да это же девица! — удивлённо хлопая ресницами, растерянно молвил молодой ободритский сотник, когда по плечам «юноши» рассыпались чёрные длинные волосы.
— Неужто хазарка? — с некоторым опасением спросил сотник.
— Булгарка она, меня от смерти верной спасла, — глядя на свою спутницу враз потеплевшими очами, молвил Сила.
— Серпике из рода сувар, всегда воевать с хазары за свой земля, теперь воевать вместе с Силмук… — отозвалась девица.
— Видали, братья? — восторженно вскричал Бобрец. — Наш Сила мало что сам из полона ушёл, так ещё и невесту себе прихватил, да какую, вот богатырь так богатырь!
Ольг нашёл Рарога лежащим на плаще, вокруг суетились воины. Шлем с отметинами вражеских мечей лежал рядом, окровавленная и в нескольких местах посеченная кольчуга ещё не была снята, очи князя были закрыты.