Рюрик. Полёт сокола
Шрифт:
— Добре, — молвил наконец воевода, смягчаясь, — тогда скажи ему, что новгородский воевода Ольг именем князя Руси Рарога дарует ему жизнь и свободу. Да упреди, что в землю нашу только с миром ходить можно. Ежели зачнёт Византия соваться в дела славянские, сим священным полем брани клянусь, приду в их Царьград и переверну его вверх дном, что котёл с варевом! — И он, тронув коня, поскакал прочь.
Изведыватель повёл старого воина вдоль крутого берега, потом по извилистой тропке они спустились к реке. Византиец думал, что его ведут на казнь,
— Садись, брат Полидорус, именем князя Рарога и воеводы Ольга ты свободен! Совет тебе добрый: не ходи более никогда с войной на Русь! В гости, торговать, милости просим, а с мечом в другой раз не попадайся.
— Свободен? Ты сказал, я свободен? — не поверил своим ушам Полидорус.
— А ты думал, что мы хищные звери? Мы на добро добром отвечаем. Садись, эта река тебя прямо в твой родной Понт Эвксинский донесёт, а там отправишься в свой Константинополь.
— Нет-нет, мой спаситель, я в каком-нибудь таврическом климате осяду! А то, пожалуй, лучше в Фанагории, это наш греческий полис, — растроганно ответил старый воин, и голос его задрожал. — Как много случилось за этот бесконечно долгий день! Я даже не знаю, как тебя зовут, чтобы молиться за тебя.
— Вот твой кинжал, а ножны от него у меня останутся. Вдруг приду я или какой мой друг с этими ножнами, помоги ему, как я тебе помог, это и будет лучшей молитвой. Ну, прощай! — И Скоморох оттолкнул от берега лодку ещё не пришедшего в себя Полидоруса.
— Воевода, уже темнеет, что делать, преследовать хазар или подождём до утра? — спросил полутемник Бобрец, подойдя к Ольгу.
— Пока здесь лагерем станем, а утром решим, сейчас раненых сыскать надобно, помощь оказать, коль ещё можно.
Утром, после построения оставшихся в живых воинов и славления бога Перуна за помощь в победе над хазарами, воевода созвал темников на совет.
— Что делать братья, князь Рарог ранен, нам с вами решение принимать. Хазары разбиты, но их каган-бек и главный тархан бежали. Возвращаться в Ростов, чтоб князя нашего быстрее доставить на лечение, или идти в погоню за Беком?
— Идти на их Итиль и разнести его в щепки! — молвил воевода кривичей.
— До Итиля далеко, — возразил чудский предводитель, — пока дойдём, они много воинов собрать могут, а у нас почти треть раненых и убитых.
Его поддержал и Свен.
— Если бы князь мог говорить, он бы сказал: «Сокол бьёт врага на лету!» Нужно немедля начать преследование врага и добить его в их столице, где они наших купцов порезали! — решительно возразил Борислав.
В это время дозорный сотник, подскакав к воеводам и темникам, изрёк:
— Хазарские конные вои показались с белыми полотнищами на копьях. Переговоров хотят. Желают говорить с каганом урусов Ререхом.
— Князь-то
— А сам-то кто этот хазарин, что желает говорить с самим князем? — недовольно спросил воевода кривичей.
— Тархан Самуил, воевода главный по-нашему.
— Ага, — молвил Борислав, — тогда с воеводой Ольгом пусть и речи ведёт, не дорос ещё лицезреть князя новгородского.
Воевода Ольг с несколькими темниками верхом встретили пышно одетых хазар на прекрасных койсожских конях. Кроме самого тархана Самуила и семи знатных хазарских вельмож, средь переговорщиков был и человек славянского вида, хотя тоже в хазарской одежде, но попроще, скорее всего — толмач.
— Я тархан Самуил, от имени божественного кагана земли Хазарской и великого каган-бека, хочу говорить с доблестным новгордским тарханом.
— Чего хочет каган-бек? — пристально глядя в очи хазарского вельможи, мрачно спросил Ольг.
— Великий каган-бек желает знать, почему новгородский князь Ререх пришёл на земли, подвластные Хазарии, и напал на нашу конную дружину, что пришла навести порядок в своих землях? — перевёл по-славянски слова тархана толмач. Воевода и темники растерянно переглянулись.
— Эка хитёр лис хазарский, — с искренним возмущением шепнул воевода кривичей, — враз из волка хищного агнцем невинным оборотился…
— Послушай, воевода, — негромко промолвил по-нурмански Свен, — этот тархан как будто учился хитрости у нашего Финнбьёрна, у того тоже всегда были виноваты купцы, которых он грабил.
— Реки своему воеводе Самуилу, князю Рарогу ведомо, что в верховьях Дона должна была его конница сроиться с тьмами местных тудунов, а потом пойти войной на Новгородчину.
— О, достойнейший тархан Ольг, у тебя неверные сведения, отруби голову тому, кто распространяет столь зловредные слухи. Сам божественный Каган и великий Каган-Бек всегда с уважением и восхищением относились к победам кагана Ререха, настоящего батыра и покорителя морей. Каган-Бек не винит кагана Ререха и его доблестного тархана в сей стычке, что произошла по недоразумению. И предлагает разойтись с миром и добросердечием, не держа друг на друга злобу.
Русы снова возмущённо переглянулись.
— Да он никак собрат Ас-скальда! — воскликнул возмущённо Ольг по-нурмански. Хотел ещё что-то молвить, но сдержался и, обуздав чувства, заговорил ровно и внушительно: — Князь новгородский Рарог тоже желает жить со всеми в мире и дружбе, что он сумел доказать своим соседям скандинавам, франкам и прочим. Все его поняли и нынче более не пытаются силой оружия решать с ним дела. Отрадно, что сии же мысли отныне посетили мудрейших кагана и каган-бека. Но кроме добрых слов, нужны ещё и добрые дела. Князь Рарог не считает таковыми недавнюю резню новгородских купцов в Итиле, или случаи, когда наших купцов не пропускают, грабят, а то и убивают в Каганате по пути в Асию.