Рюрик
Шрифт:
– Довольно смутничать, что с вами?
– горько спросил он и тихо предложил: - Надо решать с Киевом, а вы старое помянули!
– Сын опять подозрительно оглядел отца и не остывшего ещё Рюрика.
– А мы давно не кричали друг на друга, - заносчиво ответил Гостомысл и тут же спокойно заметил: - Уж больно мне по нраву его крик!
– Он отвернулся от Власка и ещё раз оглядел Рюрика.
Дагар растерянно теребил свою бороду и что-то невразумительно бормотал, наблюдая за странным поведением посадника.
Рюрик удивлённо покачал головой
– Как ты похож на нашего главного жреца!
– На Бэрина?
– спокойно спросил Гостомысл, спрятав руки за спину, и подумал при этом: "Только бы не обнять этого дорогого хворого сына!.."
Власко по-прежнему внимательно следил за отцом:
"Ну и ну! Наш толстый посадниче что-то не так себя ведёт… Отец, отец, и ты был когда-то молод? А? Нет!.. Не может быть!.." - Законнорождённый сын новгородского владыки лихорадочно гнал от себя созревшее уже в душе подозрение.
– Да, на Бэрина, - мрачно подтвердил князь.
– Я до сих пор нуждаюсь в его мудрых советах, - неожиданно сознался он, вспомнив, что давно не видел жреца.
Все промолчали.
– Я не хочу хитрить, Рюрик, - горько признался между тем Гостомысл, глядя испытующе в глаза князю.
– Тебе, чую, придётся испить зело горькую чашу судьбы, - медленно и тяжело проговорил он, чувствуя, как слезы вот-вот навернутся ему на глаза.
– Я это знаю, - сухо оборвал его князь, отвернувшись ото всех.
– Отец!
– не выдержал Власко.
– Ты словно Ведун.
– Не мешай нам, - махнул рукой на него Гостомысл и подошёл к Рюрику. Ты что-то хотел сказать, сын мой?
– как-то по-стариковски жалостно спросил посадник и робко дотронулся до руки варяга.
Все онемели.
Рюрик повернулся, недоумённо посмотрел на Гостомысла - на его взволнованное лицо. На лохматые, сведённые от напряжения брови, на так неестественно плотно сжатые губы посадника, на повлажневшие глаза, почувствовал его душевную тревогу, но, переведя взгляд на Власка, решил, что слова "сын мой" относятся к тому, и промолчал.
– Говори, прошу тебя, - прошептал Гостомысл, умоляюще глядя на Рюрика, и едва сдержал слезы. "Ах, кабы не тут и не так глаголити эти речи…" горько подумал он и спохватился, почувствовав общее напряжение. Он чуть-чуть отошёл от Рюрика, шумно вздохнул и ободряюще кивнул ему: мол, я тебе внимаю!
Рюрик уловил резкую перемену в поведении посадника и смущённо спросил:
– Но… неужели нельзя хоть что-нибудь изменить к лучшему?
Все молча смотрели на князя, а он всё ещё удивлённо разглядывал новгородского посадника.
– А как?.. Убить Аскольда с Диром?
– Вопрос свой Гостомысл задал тихим голосом, но он змеиным жалом вонзился в душу князя.
Рюрик аж задохнулся. "Всевидящая змея! Он зрит меня насквозь!" - зло подумал князь и хотел было отвернуться от посадника, но тот беспощадно продолжил:
– Вернуть их силу в Полоцк или… Новгород? А потом снова разбивать дружину и кого-нибудь сажать против леших?..
– Гостомысл
– А дружина, разбившая мадьяр, будет опять искать себе достойного врага, - убеждённо заявил он, - и как пить дать побежит изведать силу свою на греках. Всё будет так же, яко произошло с Аскольдом и Диром! Так зачем же собирать вече, наш князь, - ласково и, как прежде, тихо спросил он, видя злость Рюрика.
– Твой княжий дух надо закалять правдой, сын мой!
– сурово добавил Гостомысл и вгляделся в лицо князя.
Все молчали, и только взволнованное дыхание присутствующих нарушало эту тревожную тишину.
Рюрик, выслушав грозное откровение посадника, внял ему всей душой, но он был болезненно раздражён и не мог не съязвить в ответ на урок, полученный им от Гостомысла. Глядя ему прямо в глаза, он медленно и тихо проговорил:
– Странные вы, словене: ежели старику понравился молодец, то он обязательно его сыном наречёт, - чувствовалось, что Рюрику сказанное даётся с трудом - голос его звучал хрипло, даже как-то скрипуче.
– Но мой отец никогда не был так лукав и злодумен.
– Князь упрямо смотрел в глаза посадника и ждал, что тот ему молвит в ответ.
– Я… понял свой грех!
– слегка склонив голову, ответил Гостомысл. Он, казалось, был смущён, но не отводил ласкового и обеспокоенного взора от пытливого взгляда Рюрика.
– Не торопи судьбу своих соперников, - настойчиво посоветовал он и тяжело перевёл дух. И, сразу посуровев, молвил: - Пусть сидят во Киеве! Нам нельзя с ними ныне драться!
– заявил он и вдруг громко постучал каблуком сапога по полу.
Рюрик удивлённо оглянулся на стук. Вызывать слугу стуком в его доме мог только он, князь. Но Гостомысл шумно прохаживался вдоль стола княжеской гридни и не обращал внимания на присутствующих.
Вошёл слуга.
– Накрой-ка нам на ужин чего-нибудь, - по-свойски приказал Гостомысл слуге, не взглянув на князя.
Хромоногий Руги почтительно поклонился посаднику, вопросительно глянул на своего рикса, который вялым кивком подтвердил требование главы ильменских словен, и пошёл выполнять распоряжение.
– Что ж, пусть сидят во Киеве!
– трижды, как эхо, повторил князь наказ Гостомысла, с трудом успокаивая свою мятежную душу.
ДЕРЗОСТЬ АСКОЛЬДА
Была тёмная ночь, когда в ворота Аскольдова двора в Киеве постучал человек, закутанный в длинную накидку. На вопрос слуги он скороговоркой проговорил:
– Аскольда немедля подними!
– Да он и не спит, - молвил слуга.
– У него жена только что сына родила, - радостно пояснил он.
– Да ну?
– удивился пришелец.
– Как же он тогда… - подумал вслух человек, но оборвал себя на полуслове.
– Где он? Веди меня к нему, беспокойно потребовал таинственный гость и быстро пошёл за слугой.