Рюрик
Шрифт:
И из уст в уста каждый день одно и то же…
Лето прошло в обычных заботах. Новые добрые вести шли из Ладоги: Олаф с Ромульдом с буйными викингами благополучный торг совершили, скромные дары Рюрику прислали — острый меч с резною ручкою и легкую кольчугу.
Полюбовался Рюрик на дары и вновь загрустил. Нет, следующим летом он обязательно свою дружину проветрить выведет. Всю зиму будет лечиться целебными травами, ни один отвар не выплеснет за спину — все до капельки выпьет. Только бы помогло!
Наступила осень, и опять дозорный с пристани летит,
— Слебники от Аскольда с Днром прибыли.
— Пусть идут в дом, — разрешил князь и снова закашлялся.
Дозорный не шелохнулся. Знал, что князь еще велит кого-нибудь кликнуть на беседу. Так и есть.
— Позови Дагара, Гюрги, Вышату, Гостомысла и Власку…
…В гридню вошли люди, которых Рюрик когда-то видел, когда-то помнил, а нынче, разодетых в богатые меховые одежды, едва узнал: да и пять лет прошло, как не виделись. Гости отвесили низкий поклон хозяевам, разложили на столах горностаевые шкурки, драгоценный бисер в длинных зеленых связках и важно уселись, на широких беседах, покрытых меховыми покрывалами.
Хозяева не пошевельнулись. Ждут самого главного.
— Аскольд… просит дозволения… перебраться со всем родом своим… в Царьград, — бесстрастным голосом проговорил наконец первый посол, не глядя на князя.
Рюрик закрыл глаза и покачнулся. Он ожидал чего угодно, но только не этого.
Гостомысл шумно вздохнул, с тревогой поглядел на Рюрика, тайком перевел взгляд на Власку и погладил свою длинную бороду, чтобы успокоиться.
Власко метнул подозрительный взгляд сначала на гостя, затем на Рюрика, потом почему-то на отца. Уловил досаду и боль старика, но не проник в их глубину.
— Но ведь у него жена-мадьярка, — возразил Рюрик, придя в себя от столь неожиданного удара Аскольда. — Откуда же взялась дума такая? — хриплым голосом спросил он, покачав в диве головой, и еще раз тихо повторил: — В Царьград захотел, не куда-нибудь!
Первый гость широко развел руками и тихо пояснил:
— Аскольд дважды был в Царьграде с удачным торгом. Мадьяров-то мы отогнали далеко от Днепра, как ты и велел, а потом вот ко грекам попробовали сплавать… Получилось. И вот во время торга Аскольд там, прямо возле Святой Софии, родича своего встретил… — и, ни разу не сбившись, волох говорил и говорил, переводя взгляд с одного советника на другого, с одного хозяина на другого, ища сочувствия или покорности.
Дальше Рюрик ничего уже не слушал: все ясно — бегут!
— А кто же в Полоцке сядет? — резко оборвал он рассказчика. Наступила минута молчания.
— Кого из вас сажает иль на моих кого глаз имеет? — с нескрываемой злостью спросил князь,
— А это уж как вы с Гостомыслом повелите, — покорно ответил гость, обрадовавшись тому, что князь нарушил молчание.
Рюрик переглянулся с новгородским посадником:
— Тяжелая дума, — со вздохом отозвался Гостомысл. — Чем же Аскольду стало плохо во Полоцке? — строго спросил он и предположил: — Или плата за службу невысока?
— Ничего худого
— А Дир? — снова спросил зло Рюрик. — С ним тоже?
— Дир колеблется, — искренне, казалось, ответил гость. — Но дружина вся держится за Аскольда. — И он робко посмотрел на хворого Рюрика.
— Сколько вас ныне? — спросил Власко, обеспокоенный ходом переговоров, со смешанным чувством гнева и сожаления глянув на Аскольдова посла.
— Восемь сот, — соврал гость и глазом не моргнул.
— Я думал, раза в три боле, — заметил Рюрик и усмехнулся: врет слебник, значит, душа ослабла.
— Так Аскольд с Диром только с родом своим идут во Царьград или и дружину с собою уводят? — вдруг спросил Гостомысл, решив взять переговоры в свои руки. Он развернулся в сторону посла и глянул прямо ему в глаза.
Гость замялся.
Вышата вытянулся навстречу послу и хотел было что-то сказать, но перед тем глянул на Гостомысла: тот не показал никакого знака, и Вышата отодвинулся назад.
Все напряженно ждали ответа.
— Нет, — неровным голосом сказал наконец, посол Аскольда. — В Царьград уйдут с родом своим только оба предводителя, — и совсем тихо добавил, отведя потупленный взор от пытливого взгляда Гостомысла: — Дружина горюет, но… остается на месте.
— Та-ак, — протянул недоверчиво Гостомысл, — тогда чего же вы мне голову дурите! — хитро сказал он и по-хозяйски заявил: — Тут все Рюрик рассудит. Вон у него какие орлы сидят! Один Дагар чего стоит! — заметил Гостомысл и озорно подмигнул знатному меченосцу.
Тот в сомнении покачал головой: он не поверил ни единому слову гостя, но ждал, что молвит князь.
Рюрик не принял ни шутки Гостомысла, ни уклончивое повествование слебника.
— Я не верю, что волохи, которых Аскольд привел еще на землю рарогов, так просто отпустят своего предводителя в Царьград, — сказал он и круто повернулся в сторону гостей. — Это заговор Аскольда?! — гневно спросил он и встал.
— Нет! — быстро ответил, вскочив, первый гость и вскинул обе руки вверх. — Нет, Рюрик, нет! Это вечным зов родной крови! — надрывно прокричал он и выдержал ярый взгляд князя Новгорода.
— Сейчас ты молвишь, что мне этого не понять! — загремел Рюрик, вставая, — У меня, мол, все родичи обитают здесь, у ильменских словен! прокричал он в лицо посла и зло добавил: — Пятнадцать лет я знаю Аскольда с Диром и первый раз слышу, что у них родичи в Царьграде имеются! — Он смахнул все дары со стола и, задыхаясь от ярости, прокричал: — Вон отсюда, предатели! Завистники! Вон! — прохрипел он и указал послам на дверь гридни.
— Рюрик! — одними губами прошептал потрясенный Гостомысл и застыл в нежном порыве к незаконному сыну. — Что вы стоите, яко пни! — яростно зашипел он на гостей. — Вон отсюда!